Тони протянул руку и сжал ее грудь. Соски были острые итвердые. Карен откинулась на спинку стула и, закинув ногу на ногу, сжала бедра,чтобы усилить давление на клитор.
Великолепный интерьер Блэквуд-Тауэрс оказывал на неепоразительное воздействие. Видимо, старинные стены пропитались запахом иэнергией совокуплений, происходивших здесь на протяжении жизни многих поколенийрода Бернет. В залах и покоях усадьбы стонали, извивались, кричали и корчилисьв экстазе не только супруги, но и тайные любовники. Буйства и порочные оргиипрошлого таинственным образом запечатлелись в ауре замка, образы участниковамурных интриг витали в воздухе. Перед мысленным взором Карен возникла вереницаразгоряченных страстью людей в старинных костюмах и париках: они бегали,полураздетые, друг за другом среди книг и совокуплялись в самых бесстыдныхпозах.
Как же она сможет здесь сосредоточиться? Как ей работать,если в голову будут постоянно лезть подобные фантазии?
Голос Тони вернул Карен к реальности.
— Мне нужно тебе кое-что показать, — сказалон. — Это подлинные шедевры, гордость коллекции маркиза. Доступ к редкимкнигам имеет ограниченный круг лиц. Именно к ним и проявил живой интересамериканский миллионер. Пошли!
Он извлек из кармана ключ от двери потайной комнаты,замаскированной под стеллаж с книгами. Специальное хранилище, в котором ониочутились, отперев дверцу, выглядело довольно просто, единственным украшениемего служило огромное зеркало в позолоченном обрамлении. Тони отпер маленькимключиком ореховый шкаф, и взору Карен предстали полки, на которых лежали старинныерукописи и свитки. Тони взял с верхней полки пачку желтых листов и, положив ихна столик из красного дерева, развернул, затаив дыхание.
Едва лишь Карен, дрожащая от нетерпения, взглянула на первыйлист, с губ ее сорвалось изумленное восклицание:
— О Боже!
Глаза Тони злодейски блеснули, он улыбнулся.
— Я знал, что ты по достоинству оценишь эти вещи.Пожалуй, их автор проявил большую изобретательность, чем Джулио Романо,иллюстратор непристойных стихотворений Пьетро Аретино.
— С тобой трудно не согласиться, — сказала Карен,впившись взглядом в порнографические рисунки восемнадцатого столетия. Ейдоводилось видеть аналогичные работы этого жанра и раньше, но, разумеется, неподлинники. — Это Хогарт? Джеймс Гилрэй? Или Томас Роулендсон? Нет, скорее,Джордж Крукшанк! — попыталась угадать она имя художника. От волнения у неепересохло во рту. Иллюстрации были столь выразительны, что дрожь охватила ее сголовы до ног.
— Неизвестный автор, пользовавшийся псевдонимом ДикБедуэлл. Его настоящее имя не установлено и до сих пор является предметомжарких споров экспертов, хотя большинство из них в глаза не видели егоподлинные рисунки.
Точность деталей была поразительна, максимально приближена кфотографической. На картинке, которую рассматривала Карен, под названием«Утренний туалет» была изображена лежащая на кровати молодая дама с широкорасставленными ногами и задранной юбкой, из-под которой выглядывали ее половыеорганы, поросшие густыми курчавыми волосиками. Перед промежностью госпожистояла на коленях служанка и самозабвенно ублажала даму руками и языком. Втораяслужанка тискала ее груди с большими сосками.
Все трое были одеты в костюмы той исторической эпохи —домашние чепцы, платья с глубоким вырезом на груди, туго затянутые корсеты,пышные нижние юбки с кружевами, чулки на кружевных подвязках и туфли смассивными пряжками на высоких каблуках. Но самое главное — на них не былотрусов, поскольку в ту эпоху считалось неприличным надевать мужскую одежду.
Художник мастерски изобразил лица натурщиц: похотливые пухлыеалые губы, потяжелевшие от страсти веки, сладострастный взгляд служанки,устремленный в промежность госпожи, блаженство на лице юной развратницы. Сособой тщательностью иллюстратор нарисовал клитор; видимо, художнику пришлосьдолго и внимательно изучать этот орган, прежде чем запечатлеть его на бумагедля потомков. Срамные губы, из которых торчал коралловый язычок, распухли иблестели от соков. За всем происходящим тайком наблюдал симпатичный молодойщеголь в пышном парике и кружевной сорочке. Укрывшись за портьерой, онрасстегнул ширинку панталон и с плотоядной ухмылкой ублажал сам себя рукой.
По промежности Карен распространился жар, по бедрам потексок. Подлинное искусство всегда возбуждало ее, но этот шедевр порнографиидавних времен потряс ее до основания. Ей с трудом удавалось сдерживать себя,неконтролируемые низменные чувства грозили вырваться наружу в самой неприличнойформе. К счастью, рядом с ней был Тони.
Испытывая те же ощущения, он тем не менее продолжалневозмутимо демонстрировать ей одну за другой все новые и новые иллюстрации. Икаждый рисунок был образцом художественного мастерства, каждый изумлялточностью деталей пиршества плоти и доставлял зрителю истинное удовольствие.
Неизгладимое впечатление произвело на Карен изображениесцены свального греха. Дама в восточном наряде, наводящем на мысль о еепринадлежности к гарему, стояла на четвереньках, выпятив зад так, что быливидны в деталях все ее прелести: темный треугольник на лобке, влажные волосикина срамных губах. Рот ее был занят впечатляющим инструментом юноши, стоящегоперед ней с покрасневшим от натуги лицом. Сзади развратницу оседлал старик,норовящий засадить ей в анус фаллос длиной в добрых двенадцать дюймов.Прекрасная юная рабыня, лежащая на боку рядом с дамой, теребила пальчиком ееклитор.
Тони с живым интересом наблюдал за выражением лица Карен.Она облизнула языком губы и, покраснев как рак, сжала ладонями груди. Тонипродолжил показ похабных картинок. Следующей оказалась сценка в идиллическомсаду, где девицы в развевающихся юбках качались на качелях, являя миру своикрутые бедра и персиковые чудеса, выглядывающие из-под кружев белоснежныхнижних юбок. Оторопевшие кавалеры, стоящие чуть поодаль, пораскрывали рты и отизбытка чувств мастурбировали друг друга.
Контрастом к пасторальной теме выглядела другая зарисовкаБедуэлла — лондонского игорного притона, с его непременными ломбернымистоликами, игральными фишками и костями и початыми бутылками вина на зеленомсукне. Вошедшие в раж игроки расстегнули ширинки на панталонах и, бесстыднодостав члены, засовывали фишки в вырезы платьев грудастых хихикающих девиц.Голая распутница под шумок воровала со стола фишки и засовывала их в своебездонное влагалище.
Не менее любопытной оказалась и зарисовка под названием «Изжизни святош». На ней был изображен монастырский двор, заполненный толпоймонахинь и священников, предающихся блуду. Одежда их была в полном беспорядке,монашеские одеяния задраны на голые задницы. Все истово совокуплялись,используя соседний рот, анус, член либо влагалище. В середине кругаотвратительный лысый монах плотоядно пялился на очаровательную девственницу,склонившую голову в молитве.
Фантазиям художника не было границ. Он изображалвеликосветских дам в объятиях могучих гренадеров и наблюдающих за ними в окнослуг и служанок, предающихся мастурбации; сцены в трактире, где дамы в дорожныхплатьях забавлялись с кучерами; изнасилование разбойником юной путешественницыв ее карете — бедняжка замерла, скосив глаза на пенис мерзавца размером сдлинноствольный пистолет, а свирепый налетчик молча делал свое грязное дело,задрав ей юбку.
