Это еще больше распалило его злобу, и поскольку Жан-Мари, со своей стороны, тоже был возбужден до предела, бой возобновился – страшный, исступленный и беспощадный.
Противники, что один, что другой, будто забыли, из-за чего сошлись в этой схватке. Каждым из них двигала только одна мысль – избавиться от врага. Латур больше не был полицейским, точно так же, как Кадевиль – беглецом. Они превратились в двух разъяренных диких зверей, готовых загрызть друг друга насмерть.
Опустилась ночь и во тьме лишь слышалось прерывистое дыхание соперников.
Позабыв обо всякой осторожности, пытаясь побыстрее со всем этим покончить, противники остервенело набрасывались друг на друга.
Во время одного из таких порывов Жан-Мари опрометчиво бросился вперед, налетел на нож противника и получил ранение в плечо.
Гренадер пошатнулся, ноги его подкосились, но, сделав над собой нечеловеческое усилие, он выпрямился и остался стоять.
Тогда Латур судорожно сжал губы, поднял нож и бросился на врага. Глаза его пылали, по всему было видно, что он собирается яростно ударить его ножом, а затем вонзать его вновь и вновь.
Вот какая судьба ждала гренадера.
Но в тот самый момент, когда полицейский агент ринулся на противника, уже наполовину побежденного, за спиной солдата мелькнула быстрая, как молния, тень и выбросила вперед руку.
Из груди Латура вырвался звериный рык.
– Что такое? – спросил Жак.
– Каналья!!! – закричал он.
– Что такое? – спросил жак.
– Боже, как же мне больно! – воскликнул вместо ответа полицейский.
– Да в чем, в конце концов, дело? – спросил его товарищ.
– Женщина… там женщина!
– Да, мне тоже кажется, что там стоит женщина.
Во мраке сгустившейся ночи и в самом деле можно было разглядеть высокую женщину, поддерживавшую Жана-Мари. Уверившись, что гренадер может самостоятельно стоять на ногах, она вырвала из его судорожно сжатой ладони нож и двинулась на Латура.
– Я убью тебя, мерзавец! – закричала она.
– Ко мне, Жак! – закричал Латур.
Полицейского агента, должно быть, охватило неподдельное отчаяние, раз он позвал на помощь человека, которого еще за несколько мгновений до этого называл предателем.
– Ты скажешь наконец, что произошло? – спросил Жак.
– Она сыпанула мне что-то в глаза.
– Что?
– Нюхательный табак, наверное. Я терплю адскую муку! Это ужасно!
– Не убивайтесь вы так, – утешил его Жак.
– Скотина! – завопил Латур.
– Это неопасно, хотя и больно.
Во время их короткой перепалки молодая женщина стала приближаться к Латуру, намереваясь ударить его ножом. Но второй полицейский помешал ей это сделать.
– Прошу прощения, мадам! – сказал он.
– Пустите меня! Я убью этого негодяя!
– Нет, я не могу. – возразил ей Жак. – Несколько минут назад гренадер Жан – Мари, к которому вы, по всей видимости, питаете живейшую симпатию, был бы убит, если бы я не помешал этому господину ударить его в спину. Но вам я тоже не позволю воспользоваться тем состоянием, в котором Латур оказался после того, как вы сыпанули ему что-то в глаза, и расправиться с ним.
– Пустите меня! – вновь взялась за свое молодая женщина, вне себя от гнева.
Вместо ответа полицейский схватил красавицу за руку и сжал ее стальной хваткой, напрочь обездвижив.
– Не надо, мадам, – сказал он.
– Пустите меня!..
– Не надо, мадам, – спокойно повторил Жак, – если вы будете упорствовать и дальше, то лишь напрасно потеряете силы.
– Ох! Вы делаете мне больно!
Жак расхохотался.
– Вы ведь тоже из полиции, не так ли? – спросила молодая женщина звонким, раздраженным голосом.
– Да, мадам, я действительно имею честь в ней состоять.
– Честь! – повторила она.
– Да, честь. Все зависит от того, как человек понимает и исполняет свой профессиональный долг…
– Может, ты все же заткнешь свою пасть! – вскричал Латур.
– Вот вы, мадам, – невозмутимо продолжал Жак, – говорите, что, сжимая вашу руку, я причиняю вам боль?
– Да.
– Но при этом забываете, что вовсе не желаете моему другу и начальнику Латуру добра, и если я вас отпущу, то вы вырветесь…
– Я…
– И вонзите ему между ребер нож.
Молодая женщина оставила его слова без ответа.
– Мы должны быть справедливы! – сказал Жак.
– Хватит! Отпустите меня! – повелительно крикнула Кадишон, ведь, как мы уже догадались, это была именно она.
– Сначала отдайте мне нож.
– Нет!
– Хорошо. Но тогда я вас не отпущу.
– Я вас убью!
– В самом деле? – с улыбкой спросил Жак.
– Берегитесь!
– Это вам надо беречься, если вы, конечно, хотите спасти своего возлюбленного.
– Что вы хотите этим сказать?
– Жандармы, которых мы ждем вот уже два часа, в конце концов явятся сюда, и тогда…
– Жандармы!
– Вы, милочка, должны понимать, что эти стражи закона, в отличие от меня, не станут с вами церемониться.
– В таком случае позвольте нам бежать.
– С удовольствием, но сначала отдайте мне нож.
– Держите.
Жак взял у нее оружие и забросил в глубокую болотную яму.
– Вот и хорошо. Теперь вам понадобятся все силы, чтобы помочь вашему приятелю идти.
– Нет-нет, – отозвался Жан-Мари, – мои раны пустяковые.
– Правда? – спросила молодая женщина.
– Правда. Просто болит, вот и все.
Тем временем Латур корчился от боли. Мелкие частички нюхательного табака, перекатывавшиеся под веками, причиняли ему невыносимые страдания.
– Бегите! Спасайтесь! – сказал Жак.
– Сначала я должна кое-что сказать этому мерзавцу, которого вы, кажется, назвали Латуром…
– Совершенно верно, Латуром. Премилое имя.
– Сначала я должна высказать ему все, что накопилось в душе.
– Желаете произнести речь? Валяйте! – сказал Жак.
– Тогда слушайте.
– Я слов не боюсь. А вот ты, Латур, приготовься, эта мадемуазель, а может, и мадам, толкнет перед тобой небольшую речь.
– Ну хорошо! Ты мне за все заплатишь. За все. Скопом.
– Мы сведем с тобой счеты, но потом. А пока – слушай!
