– Спасибо, хорошо. Послушайте, ваш рассказпопал ко мне и, должна сказать, очень мне понравился. Нужны, конечно, кое-какиедоработки, а язык стоит сделать немножко попроще – все-таки читают нас восновном двенадцати-пятнадцатилетние. Но думаю, в феврале мы его напечатаем.
– Напечатаете? – Я не верила своим ушам. Япослала этот рассказ в десяток журналов для подростков, потом сделала несколькоусложненный вариант и отослала в два десятка женских журналов, и никто мне дажене ответил.
– Можете не сомневаться. Мы платим по полторадоллара за слово, нужно, чтобы вы заполнили кое-какие бланки. Вы ведь преждеуже писали для журналов?
– Вообще-то нет. Но я работала в «Подиуме»! –поспешила добавить я, не задумываясь, чем это может мне помочь, тем более чтоединственное, что я там писала, – записки в стиле Миранды Пристли (и еепочерком). Причем основной целью этих записок было привести адресата всвященный трепет. Но Лоретта, судя по всему, не заметила моего прокола.
– Вот как? Сразу после университета я тожеработала в «Подиуме» – ассистенткой в отделе моды. Этот год был для меняполезнее, чем следующие пять.
– Да, там можно многому научиться. Мнеповезло, что я туда попала.
– А кем вы там работали?
– Я была секретаршей у Миранды Пристли.
– Да неужели? Бедная девочка, а я и не знала.Подождите-ка, а это, случайно, не вас недавно уволили в Париже?
Слишком поздно я осознала, какую большуюошибку совершила. Вскоре после того, как я вернулась домой, на «Шестойстранице» появилась довольно обстоятельная заметка о происшедшем скандале:наверняка проболталась какая-нибудь трещотка – их тогда вокруг было пруд пруди.Поскольку процитировали они меня слово в слово, я ума не могла приложить, ктоеще, кроме них, мог обо всем растрезвонить. И ведь я имела глупость забыть, чтоне только я читаю «Шестую страницу». Наверняка мой рассказик теперь нравитсяЛоретте меньше, чем три минуты назад, но, как говорится, слово не воробей.
– Хм… да. На самом деле все не так плохо, кактам описано. Эта «Шестая страница»… Вечно там делают из мухи слона. Нет,правда.
– В этот раз, надеюсь, нет? Кто-то должен былпоставить эту женщину на место, если это были вы... что ж, преклоняюсь изавидую. Она изводила меня целый год, при этом мы даже словом не перемолвились.Послушайте, я сейчас тороплюсь, у меня деловой обед, но, может, мы с вамивстретимся? Вам все равно надо прийти заполнить бумажки, а мне было бы оченьинтересно с вами познакомиться. Если у вас есть какие-то стоящие работы,приносите с собой.
– Здорово. Просто здорово.
Мы договорились на следующую пятницу, на тричаса, и я повесила трубку, все еще не веря в реальность происходящего. Кайл иДжил ушли собираться и паковать вещи, а малыша оставили с Лили. Он сразу жепринялся кукситься, да так, что, казалось, еще немного, и его будет не унять. Явзяла его на руки, прижала к плечу, потерла ему спинку через фланелевуюраспашонку, и – надо же! – он перестал орать.
– Никогда не угадаешь, кто это был, – пропелая, вальсируя по комнате с Айзеком, – звонила редактор отдела художественнойпрозы журнала «Севентин». Меня опубликуют!
– Ну да? Какую-нибудь историю из твоей жизни?
– Не из моей жизни, а из жизни Дженнифер.Всего две тысячи слов, не так много, но это только начало.
– Еще бы. У сопливой девчонки что-тополучилось, и она уже не смотрит на своих близких. Помню я этот рассказик. Чтож, совсем неплохо. – Лили ухмыльнулась и закатила глаза.
– Это все мелочи. Главное, они опубликуют егов февральском номере и заплатят мне три тысячи баксов. Здорово, а?
– Поздравляю, Энди. Это замечательно. Этобудет как бы твоя реклама, верно?
– Ну да. Конечно, это не «Нью-Йоркер», ноначало очень хорошее. Может, если мне удастся протолкнуть еще пару-тройку вещейв разные журналы, что-нибудь и получится. В пятницу мы с этой женщинойвстречаемся, и она просила принести все, что у меня еще есть. И даже неспросила, говорю ли я по-французски. И еще она терпеть не может Миранду. С этойЛореттой можно иметь дело.
Я отвезла техасскую компанию в аэропорт, в«Макдоналдсе» купила для нас с Лили жирный и калорийный обед (чтобы порадоватьжелудок после съеденных утром печенюшек) и провела остаток дня – и весьследующий день, и весь день после него, – сочиняя рассказики для на дух невыносящей Миранду Лоретты.
– Будьте добры, ванильный капуччино, –попросила я незнакомого бармена из кафе «Старбакс», что на Пятьдесят седьмойулице. Прошло уже пять месяцев с тех пор, как я была здесь последний раз –балансировала с подносом, заставленным чашками, заваленным снедью, и спешилапредстать пред очи Миранды прежде, чем у нее лопнет терпение и она меня уволит.Каждый раз, как я об этом думала, я приходила к одному и тому же выводу,намного приятнее быть уволенной за то, что ты послала хозяйку к черту, чем зато, что ты принесла два пакетика сахарозаменителя вместо двух кусочковнерафинированного сахара. Результат такой же, но зато игра стоила свеч.
Кто бы мог подумать, что в кафе «Старбакс» такчасто меняются продавцы? За прилавком не было ни одного знакомого лица, мнедаже показалось, что прошло намного больше, чем пять месяцев. Я одернула своичерные брючки – хорошего покроя, хоть и не от известного дизайнера – испециально проверила, не забрызгала ли я брючины уличной грязью. Я знала целуюредакцию лучших в мире специалистов по гламуру, которые возмутились бы ипостарались меня в этом разубедить, но мне все равно казалось, что сейчас,отправляясь на второе в моей жизни собеседование, я выгляжу чертовски здорово.И дело было не только в том, что теперь я уже знала, что костюмы в редакцияхникто не носит; неизвестно почему (думаю, просто потому, что я надышаласьтамошнего особенного воздуха), но год, проведенный в мире высокой моды,запечатлелся в подкорковых дебрях моего мозга.
Кофе был такой горячий – чуть ли необжигающий, но и это было хорошо в зябкий, промозглый день, когда за окномсгущались серенькие сумерки, а прохудившееся небо сеяло на город не то снежнуюкрупу, не то изморось. Обычно такие дни действуют на меня угнетающе, а это былчуть ли не самый унылый день и без того самого унылого в году месяца (февраля);в дни, подобные этому, даже оптимисты с головой залезают под одеяло, апессимисты бывают уверены, что без упаковки антидепрессантов им этот день непережить. Но кафе было залито мягким светом, и народу было как раз в меру, и яуютно устроилась в большом зеленом кресле и постаралась не думать о том, ктообтирался о его спинку своими немытыми волосами.
