Тамара чувствовала, что ноги больше не болели.
40. Живые
— Я тебя предупреждаю: ещё раз завалишься ко мне без приглашения, я тебе дам… кхм… леща, так скажем.
— Так ты мне ещё и что-то дашь за это?! Выгода!
Занавес медленно полз вверх, впуская на сцену раздающиеся аплодисменты. Пока там было темно, ребята позади перешёптывались. Тамара стояла у самого края кулис, одетая в костюм злой колдуньи Гингемы, и время от времени поправляла шляпу, которую одолжил у какой-то своей знакомой Задира Робби.
Она смотрела на котёл, стоящий посреди сцены в темноте. Пока что его никто не видел, а если и видел, то не различал. Когда она подбежит к нему, включатся прожектора и всё начнётся…
Тамара считала секунды.
— Лэма-грэма-лэма-грэма… — шептали её губы.
Три. Два. Один.
Три недели назад
— Не такой я ожидала тебя увидеть… — призналась слегка ошеломлённая Света. — И… что происходит? Я что, сплю?
Они шли по улице вдоль дворов и домов. По небу плыли кучерявые облака, а в воздухе разливалось блаженное тепло конца весны. В этот день Тамара много думала обо всём, что произошло, и о том, что ей приснилось, и что теперь вообще будет. Стикер уже не пытался говорить с ней, а был обычной молчаливой тростью, но Тамаре большего и не нужно было: проснувшись, она поняла, что отныне может безболезненно ходить без него.
И это шокировало.
Тамара ходила по комнате из стороны в сторону, ощущая каждую клетку своего тела, ощупывая свои колени, надавливая на них пальцами. Они были всё теми же по форме и, скорее всего, по содержанию: кости, хрящи, мышцы, кожа, всё остальное… Но почему тогда они больше не болели при ходьбе? Почему не скрипели и не трещали? Что изменилось?
Естественно, когда семья увидела, что Тамара спокойно ходит без трости, то все чуть на местах не попадали, а Егор пролил кофе, который наливал себе. Никто не верил, что ноги теперь не болят, и все — точно так же, как сейчас Света — подумали, что спят.
— Я сама не знаю, — сказала Тамара. — Но мне тоже сперва показалось, что я сплю. Поверь, я потратила время на проверку. Всё в реальности. Мы не спим, мы живые.
Она припомнила почему-то, что во сне на Свете была беличья маска.
— И всё же… как?! — не унималась Света.
— Я долго над этим думала, а потом поняла, что… Какая разница? Вряд ли я найду ответ.
— Но ты понимаешь, что это… чудо какое-то? Что за лекарство ты принимала, что за препарат?
— Это не лекарство, — сказала Тамара серьёзно. — Не в нём дело. Послушай, ты ведь о чём-то поговорить хотела?
Света изрядно растерялась после этих слов.
— Ты совсем… Выбила меня из колеи. Понимаешь, после всех событий в клуб какое-то время никто не ходил, а вчера я пришла, и там сидели ребята. И… они сказали, что нужно как-то подниматься, что-то снова делать. И им тебя не хватает. У нас спектакль совсем скоро, а мне улетать. Поэтому я и пришла. Звать тебя. Но чего я точно не ждала увидеть… так это то, что ты избавилась от той трости. Ума не приложу, как ты это сделала.
— Это тяжело объясняется, — сказала Тамара. — Но, кажется… Всё это время проблема была не совсем в ногах, а в том, как я себя чувствовала. Теперь, когда я припоминаю, мне кажется, даже в те моменты, когда ноги почти не болели, я чувствовала, что вот-вот упаду, и чувствовала даже не ногами, а… сердцем что ли? И это было такое тягостное ощущение, что ноги тоже начинали болеть.
— Психосоматика, думаешь?
— А? Что это такое?
— Это когда из-за своего психологического состояния ты заболеваешь чем-то физически. Например, у людей, вернувшихся с войны, могут быть головные боли или ноют суставы, когда они вспоминают о своём военном прошлом.
— Типа как у доктора Ватсона в новом «Шерлоке»?
— Да, типа того. Только лечится оно сложнее, чем там, про него не получится просто взять и забыть.
Они помолчали, шагая рядом. Тамаре было непривычно, она всё старалась на что-то опереться, хоть теперь ей это и не нужно было. И всё удивлялась тому, что по сути, в ногах ничего не изменилось: она чувствовала их такими же, как раньше, но почему-то теперь они двигались без боли, хотя пару дней назад она и подумать о таком не могла.
— Слушай… — сказала Света. — Насчёт Ромы. Я очень тебе соболезную.
Тамара повесила нос.
— Угу.
— Извини, что так давлю на больное. Просто мне важно знать, как ты. В связи с этим.
— Я немного поняла, что ты чувствовала… Недавно. Когда человек внезапно… исчезает отовсюду. И всё, ничего с этим не попишешь. А ты остаёшься.
Света вздохнула.
— Туше.
— Прости пожалуйста, — повинилась Тамара. — Мне не стоило.
— Ты о чём. Это я тут медведь.
«Нет, ты белка», — чуть не сказала Тамара, но сдержалась: Света бы не поняла.
— Но, как бы то ни было… Я поняла, что с этим ничего не сделаешь. Хоть изо всех сил разгрустись, ничего не изменится, и человек не вернётся, чтобы тебя утешить. О чём уж говорить, когда даже живые не всегда возвращаются.
— Это правда.
— Но легче от этого не становится.
— Не становится, — снова согласилась Света.
В тот момент ей захотелось выпить, и она еле сдержалась, чтобы не предложить этого Тамаре: всё-таки та была ещё далека от совершеннолетия.
— Я вернусь в «Стаккато» хоть завтра, — сказала Тамара Свете. — Только ты ребят подготовь, чтобы не падали. И с Дашей… наверное, выйдет сложно.
— А что такое?
— Ну она же долго подозревала меня в том, что я всех обманываю насчёт трости. А тут я бам — и заявляюсь…
— Тогда лучше возьми Стикер с собой, — посоветовала Света. — Походи пока с ним, чтобы людей не шокировать лишний раз. Просто… на занятиях. А потом постепенно от него откажешься.
Тамаре не слишком нравились подобные махинации, но она мысленно признала, что в них есть разумное зерно.
— Хорошо.
Стаккатовцы встретили Тамару с радостью, и в тот же день, когда она вернулась, приступили к репетициям: спектакль приближался с каждым днём, но теперь на фильм отвлекаться не было нужды.
Про Ромку никто не забыл: Тамара выкроила время, чтобы распечатать их совместную фотографию, сделанную однажды во время съёмок. Выпросила немного денег у мамы и купила специальную рамку для неё. Одобрив затею, Саша Солнышев вбил в стену гвоздь, и фотографию успешно повесили недалеко от Гардеробуса.
— Не
