так много для него значила и в его последние часы не испытала ничего? Но в то же время она, как и я, ускорила его уход. Я молча допил свой бокал.
Из Женевы мы прилетели в Рим и пересели на другой самолет. Потом у нас была двухчасовая остановка в Бахрейне, а следующим утром мы приземлились в жарком и влажном Бангкоке. Мы планировали остаться там на несколько дней, но смогли выдержать лишь сутки духоты. На самолете внутренних авиалиний мы прилетели на остров Пхукет, расположенный в Андаманском море к юго-западу от Бангкока. Там мы нашли тайского бизнесмена с непроизносимым именем, который внимательно изучил документы Лины, улыбнулся и передал нам связку ключей. Он объяснил нашему водителю, куда ехать. Как оказалось, много лет назад Нордхэгену случилось побывать на Пхукете. Ему понравился остров, и он задешево купил здесь землю и построил на ней простое бунгало.
– Он каждый год приезжал сюда на две-три недели, один, – объяснила Лина, пока наш автомобиль подскакивал на кочках. – Называл этот дом убежищем и планировал обосноваться здесь после того, как выйдет на пенсию.
Я рассмеялся и покачал головой. Пхукет – местечко замечательное, спору нет, но от Нордхэгена – человека с полным погребом трупов и еще живых пленников – до нелепости комично слышать заявления о безмятежном выходе на пенсию.
Бунгало Нордхэгена оказалось монашеским в своей простоте строением со спартанским интерьером и выходило на девственный пляж.
– Хочу уехать отсюда, – внезапно сказала Лина. Мы стояли в дверном проеме; водитель был у меня за спиной с одним из наших чемоданов в руках. – Я не останусь здесь даже на одну ночь.
Мне было все равно. В доме виднелись следы плесени. На то, чтобы сделать его пригодным для жилья, потребуются минимум сутки, поэтому я был рад, когда мы поехали назад в поисках отеля. Водитель тоже был счастлив – мы дали ему шанс заработать. Он помог нам найти приличный отель. Номер был оборудован кондиционером, и я сразу же лег спать, а Лина отправилась к местному риелтору.
– Он продаст бунгало, – сообщила она позже вечером. – Я хочу от него избавиться.
– Думаешь, удастся выручить за него какие-то деньги?
– О да, – улыбнулась Лина. – Риелтор наживется на этой сделке. Ну и хорошо. Эта собственность стоит денег. Я согласна на любую сумму, и большую, и маленькую. Просто хочу избавиться от этого места.
– Мне дом показался замечательным. Что тебе не понравилось?
– Не знаю, – ответила Лина. – Возможно, я ощутила присутствие Роджера. И здесь оно кажется более явным по сравнению с лондонским домом. Я почувствовала нечто, как только открыла дверь. Бунгало небольшое, почти без обстановки, но на нем есть отпечаток Роджера.
– Уверен, все к лучшему, – сказал я ей. – Перевернем еще одну страницу истории Нордхэгена.
– М-м-м.
На следующий день мы улетели в Паттайю – курорт меньше чем в ста пятидесяти километрах от Бангкока. Как только я увидел город, то сразу подумал: вот оно, будущее Пхукета. Красивые пляжи с роскошными отелями, множество развлечений – гольф, парасейлинг, ночные клубы, бары, дискотеки и целый десант перевозбужденных немцев, скандинавов и японцев. Однако мы с Линой решили просто отдохнуть и расслабиться. Нам этого было достаточно.
На пляже Лина выглядела сногсшибательно. Конечно, она красивая и сексуальная, но дело не только в этом. Главное – ее кожа. Почти у всех в Паттайе кожа была обгоревшая, коричневая или азиатского оттенка. У меня самого кожа превратилась из розовой в красную. Лина же выделялась на этом фоне не просто белой, а прямо-таки алебастровой кожей. Она была самым поразительным экзотическим зрелищем в этом экзотическом месте.
В Паттайе мы провели несколько счастливых дней. Лина не переставала восхищать меня, и, казалось, мы нашли очередной предел нашей свободы. Прошлое, которое можно суммировать единственным словом «Нордхэген», было лишь удаляющейся точкой на горизонте. Физически мы преодолели тысячи километров – а в иных, более тонких измерениях переместились на множество световых лет. По-моему, самое лучшее в Паттайе заключалось в том, что она находится далекодалеко от всего остального мира.
Целыми днями мы лежали на пляже, омываемом волнами, играли во что-нибудь или просто дремали, всегда касаясь друг друга. Ночью мы ели, пили и танцевали в различных заведениях. Мы были только вдвоем и буквально парили в облаках. Мы планировали задержаться здесь на пару дней, максимум на семь, но в итоге провели в Паттайе три волшебных недели.
Потом мы сделали короткие остановки в Гонконге, Токио, Гонолулу и Лос-Анджелесе и наконец прилетели в Панаму, где у Нордхэгена была квартира. Она сдавалась круглый год, и доход от нее ежеквартально поступал в швейцарский банк. За все время нашего пребывания в Панаме я ни разу не вышел из отеля. Лина встретилась с местным риелтором и договорилась о продаже квартиры. Насколько нам было известно, эта квартира являлась последней собственностью Нордхэгена.
Я подумывал о том, чтобы навестить родителей в Огайо и познакомить их с Линой, но решил этого не делать. Непонятно, почему – просто передумал в последний момент. Никак не выходило сочинить сколько-нибудь правдоподобный рассказ о том, что происходило в моей жизни. Вместо этого мы переночевали в Майами и улетели обратно в Лондон.
В наш дом на Бейсуотер-роуд мы приехали холодным, серым и дождливым утром. Лина включила отопление. Я заварил чай. В доме было прохладно, как и на простынях. Мы разделись, залезли под одеяло и пили чай, согревая друг друга теплом наших тел. Три дня и три ночи мы почти не выходили из спальни. Нам ничего не хотелось делать, мы просто ждали, когда пройдет джетлаг. Окно в потолке над нашей огромной кроватью позволяло часами смотреть на небо.
В последующие недели наше настроение постепенно пошло на спад. Некоторое время мы почти каждый вечер выходили в город. Ужинали в лучших ресторанах Лондона, как попкорн поглощали новые фильмы и живые концерты, танцевали и пили в самых модных ночных клубах. Коротали ночи как могли. Постепенно мы начали с растущим интересом наблюдать за другими людьми: как они двигаются, как говорят, какие знаки внимания оказывают друг другу. Поведение других людей казалось нам таинственным и захватывающим. Мы наблюдали за ними, словно антропологи, открывшие новое племя эпохи палеолита. Мы с Линой чувствовали себя антропологами ночи. Город и его обитатели стали для нас основным источником изучения и развлечения. Наблюдая за людьми, которые рыскали в той же темноте, что и мы, мы пытались узнать что-то о себе.
Во время наших ночных вылазок в нас проснулся голод. Мы с
