Собеседник Березина достал портсигар и, закуривая папиросу, уселся поудобнее, в профиль к зрителям.
— Это Акимов, — тихо произнес Хинский, не сводя глаз с экрана телевизефона.
Капитан молча кивнул головой.
Помолчав, Акимов ответил:
— Сегодня я узнал, что продукция нашего завода отправляется не в гавань, а на московскую базу, несмотря на наличие точного адреса. Там продукция сплошь проверяется.
Березин с застывшим в руках карандашом испуганно вскинул глаза на Акимова:
— Что вы говорите! Нашли брак?
Послышался стук в дверь, в кабинет вошел высокий человек с полным, одутловатым лицом, с синеватыми мешочками под глазами.
— Гоберти! — тихо воскликнул пораженный капитан Светлов. — Корреспондент Гоберти!
— Это Гоберти? — переспросил Хинский, стремительно наклонившись к экрану. — Я его никогда не видел.
Акимов и Березин привстали, пожимая руку Гоберти.
— Что нового, друзья мои? Как дела? — оживленно спросил корреспондент, бросаясь в кресло против Акимова и вытирая платком морщинистый розовый лоб. — Денек замечательный, даже жарко. Что это вы? — обратился он к Березину. — Как будто взволнованы чем-то…
— Константин Михайлович говорит, что вся продукция его завода отправляется не в гавань, а на городскую базу и там сплошь проверяется, — торопливо проговорил все еще бледный Березин и повторил свой вопрос Акимову: — И что же, нашли там брак? Говорите же!
Рука Гоберти с зажатым в кулаке платком остановилась. Выжидающе смотрели на Акимова маленькие острые глазки.
Акимов отрицательно покачал головой.
— После случая с Денисовой, когда она вмешалась в контроль… помните?.. ни один дефектный болт не выпускается с завода. Да и сами операторы стали придирчивыми.
— Фу, слава богу! — облегченно вздохнул Березин, поправляя очки. — Это очень умно с вашей стороны, Константин Михайлович.
— Просто это опасно, — угрюмо поправил Акимов.
— Да, надо на время воздержаться, — задумчиво сказал Гоберти. — Но самое важное не в этом. Кто распорядился произвести проверку? Это делается без ведома директора? Он ничего об этом не знает?
— По-моему, нет… не знает, — ответил Акимов.
— А вы как узнали?
— Гюнтер случайно услышал разговор двух водителей грузовых машин. Потом проследил.
— Кто же это все-таки распорядился? — продолжал Гоберти. — Это не ВАР, Николай Антонович?
— Не знаю, — пожал плечами Березин. — Я ведь теперь не имею отношения к снабжению. Но все это очень подозрительно. И надо прекратить брак на заводах. Надо сообщить об этом Саратову… Консервы с «Красноармейца» свое дело сделают, хотя и получится много неприятного шума… И довольно, пока довольно. Это очень опасно.
Березин был бледен, глаза просительно смотрели то на Гоберти, то на Акимова, голос срывался.
— Так и надо сделать, — внимательно посмотрев на Березина, проговорил Гоберти. — Вы только не волнуйтесь, Николай Антонович. Я думаю, что эта проверка есть простая предосторожность после случаев на шахтах номер три и номер одиннадцать. Мы попросим Константина Михайловича следить, чтобы больше не было брака на его заводе. А вы, Николай Антонович, сообщите об этом решении Саратову… Все равно его консервы из Арктики уже не вернешь. И узнайте, пожалуйста, в ВАРе, не оттуда ли был приказ о проверке. Хорошо? И на транспорте пусть все идет благополучно. Это вы тоже сделайте, пожалуйста, Николай Антонович. Ну и хорошо. А теперь Иокиш…
— Вы знаете, Эрик Вильямович, что к нему явился новый?.. — спросил Акимов.
— Да Я знаю. Я его, как Коновалова, хотел на шахту отправить… Какую-нибудь из первых, почти готовых. На шахту номер шесть поехал Коновалов, а теперь на какую, Николай Антонович?
— Шахта номер три, Эрик Вильямович, — ответил Березин. — Она почти в такой же стадии готовности, как и шахта номер шесть. Они соревнуются…
— Ну, значит, на шахту номер три. Только как его доставить туда? Можно каким-нибудь ледоколом?
— Трудно будет. Зима ранняя. С острова Рудольфа сообщают, что кругом сплошной лед. Ледокол уходит на днях, и, вероятно, это будет последний рейс. А потом навигация перейдет под воду. Надо подготовить поездку этою человека с первой грузовой подводной лодкой.
— А это когда будет? Нельзя долго держать человека у Иокиша.
— Конечно… Я думаю, лодка пойдет дней через девять.
— Не раньше? Ну, ничего не поделаешь. Теперь о Коновалове. От него никаких известий?
— Он уже на шахте, — ответил Березин.
— Вот молодец! — восхищенно сказал Гоберти. — Значит, он благополучно спасся с «Чапаева»? Что он пишет?
— О себе ничего. Он только прислал мне радиограмму с просьбой ускорить отправку некоторых материалов, в которых очень нуждается шахта. Радиограмму подписали начальник строительства шахты Кундин и заведующий складом Курилин. Для работы на шахте я ему выдал бумаги с этой фамилией.
— Замечательно! А Лавров уехал туда? Вы говорили мне, что после гибели «Чапаева» он собирался на шахту номер шесть?
— Уехал… — с какой-то странной улыбкой сказал Березин. — Три дня назад. А час назад пришла от него радиограмма на имя министра. В шахте катастрофа расплавленная лава прорвалась в тоннель. Один человек уже погиб в ней.
— Не может быть! — с необычайной живостью повернулся Акимов к Березину.
— Ну, это совсем замечательно! — воскликнул Гоберти. — Может быть, шахта провалится ко всем чертям и без Коновалова. Замечательная новость! Ее надо отдать в печать, в радио… Ведь это фурор! Настоящая сенсация!..
— Я уже сообщил Герасимову, редактору «Радиогазеты».
— Я тоже кое-кому расскажу. Если дело может обойтись без Коновалова, то, может быть, сообщить кому надо, чтобы отозвали со льдов геликоптер, который послали за ним? Как вы думаете? Подождем? Хорошо. Ну, мне надо уходить. Я спешу на выставку искусств. Кажется, обо всем поговорили? А?
— Еще не все, Эрик Вильямович, — сказал Акимов, почти все время молчавший. — Иокиш просит денег. Говорит, что давно не получал.
— Да, пожалуй, — произнес Гоберти, вынимая бумажник и отсчитывая бумажки. — Довольно?
— Вполне.
— А вам, Константин Михайлович, не нужно? Пожалуйста, не стесняйтесь.
— Н-нет. Не стоит. А впрочем, если вас не затруднит, дайте сотни две… Мне надо послать кое-кому за границу. А менять советские деньги в Госбанке не хочется.
— О, конечно! — сказал Гоберти, передавая Акимову хрустящие бумажки. — Этого не надо делать…
