class="p1">— Да, отец. Князь Святополк жаждет богатства и власти, но он боится Глеба.
— Он человек жадный, властолюбивый, мне это известно, сын. Но надо, чтобы он поверил в свою удачу. Князя Глеба, думаю, погубят без нашей помощи.
— Что ты такое говоришь, отец?! — недоумённо развёл руками Иоанн.
— Говорю то, о чём имею точные сведения. У князя Всеволода личные счёты с Глебом. Он подошлёт в Новгород убийц. А если не решится, то мы ему поможем. Но, думаю, у князя Всеволода хватит мужества на такое дело. Ненависть часто бывает сильней Страха Господнего — такова природа людей, Иоанн. Но нам надо убедить князя Изяслава и его сына в безнаказанности их действий. Иоанн, тебе известен грек-евнух Никита, монах из Печер?
— Да, отец. Я знаю этого человека.
— Так вот: Никита слывёт чудотворцем, он вроде древнего пророка, умеет предсказывать будущее. Кроме того, он, пусть и не в полной мере, но придерживается наших воззрений, нашей веры.
— Как?! Гой, и... — изумлённо выпятил губу Иоанн.
Захария не дал ему договорить.
— Среди монахов он проповедует ветхозаветные истины, а Евангелие и Апостол — святые книги христиан — отрицает как заблуждение. Но не это важно. Важно, чтобы он предсказал Глебу скорую смерть.
— А он что, в самом деле провидец? — спросил один из молодых иудеев.
— Может быть. А если это не так, то провидцем сделает его наше серебро. И ещё: в Новгороде при князе Святополке должен находиться наш человек. Чтобы подсказать в случае чего верное решение. Такого человека я нашёл. Его зовут Исраэл. Он объездил всю Европу, побывал при дворах многих правителей. Кроме того, он хорошо известен жене князя Святополка. У неё он найдёт поддержку и покровительство. Эта женщина падка на дорогие украшения, роскошные одежды. Ради обладания ими она будет готова на многое.
Захария примолк, прикидывая в уме, всё ли сказал. Наконец, он поднялся со скамьи, шурша долгой хламидой.
Пожалуй, на этом пока всё. Иоанн, ты пойдёшь к Никите. И предупреди Исраэла. Наш час близится, достойные мужи!
Он сжал в напряжении губы и, щурясь, внимательно всмотрелся в лица собеседников. Одобрение и надежду читал Захария в их глазах.
Глава 93
АВРААМКИН ПЕРЕВЕТ
Славята направил стопы к Авраамке, сразу как воротился в Новгород, даже не переодевшись, в грубом дорожном вотоле валяного сукна.
В избе у гречина стоял затхлый, неприятный запах. Сам Авраамка склонился над листом харатьи и медленно выводил на нём уставные буквы.
— Не ожидал, друг, — развёл он со смущённой улыбкой руками. — Извини, не думал, что придёшь.
Славята сел на грубо сколоченную тёмную лавку, огляделся, поцокал языком.
— Да, Авраамка, не вельми богато живёшь, — качнул сокрушённо головой. — Дело к те есь.
— Какое дело? — Гречин насторожился. — Да ты говори, не бойся. Чего по сторонам озираешься? Нет тут никого.
— Ага. Ну ладно. Слухай-ка. — Славята понизил голос. — Ты когда ворота в детинче сторожить будешь? В пятничу? Нудак вот. Тут дело такое. В обчем, едет к нам в Новый Город князь Святополк — из Киева его посылают. А со Святополком сим вместях — посадник новый, боярин Яровит. Глеб, ясно дело, затворится у ся, врата не отопрёт. Стрелы поцнут пущать, дружина во град ворвётся, лавки, домы пограбят. Дак, в обчем, щоб сего лиходейства не вышло, надоть нощью врата Святополку открыть.
— Да ты что, Славята?! — всплеснул руками Авраамка. — Я тебе кто?! Переветник, что ли, какой?! Мне князь Глеб куны платит. Нет, разве могу я?!
— А когды отча твово на дворе пороли, цем князь Глеб платил?! — спросил, презрительно щурясь, Славята. — Молцишь?! Ну-ну! — Он усмехнулся, глядя на уныло опустившего голову гречина. — А княгиню Роксану вспомни. Рази ж такого, яко зверь ентот, достойна сия княгиня? Али мыслишь, люб он ей?
— Люб. О том точно ведаю, — возразил Авраамка. — Из-за этого и не хочу.
— Люб, баишь? — Славята снова лукаво прищурился. — Да она сама, баба глупая, не разумеет покуда, каков он, Глеб. С ею-то он ласков до поры до времени, норов свой лютый не кажет. Пото как отеч ейный — боярин церниговской, нужен он Глебу. А вот как помрёт он — вот тогды и уразумеет Роксана твоя, що за волцина ей достался! Дак вот: ворота отопрёшь, тут князю Глебу и конеч! И княгиню, лебедичу уную, от его спасёшь! Ну, соглашайся, Авраамка! И ещё помни: князь Святополк со боярином Яровитом услуги твоей не позабудут. Не в ентой избе вонюцей жить будешь — иное обретёшь жило!
Авраамка молчал, в волнении перебирая руками. Нет, не думал он о богатстве, не думал даже о своём погубленном отце. «Спасёшь княгиню Роксану от Глеба», — вот какие слова врезались ему в память. А ещё — он видел, знал, чувствовал: если не он, то кто-нибудь другой обязательно совершит этот перевет. Но главным в его жизни была она — солнцеликая прекрасная дева, её улыбка, её глаза, её губы, её тело. И Авраамка содрогался от отвращения, когда представлял, как это тело обнимает, тискает своими ручищами грубый, весь пропахший конским потом князь Глеб.
Славята пристально следил за движениями Авраамки.
Гречин, видно было, колебался. Наконец, вздохнув, он сказал так:
— Ладно. Открою ворота. Но если... Если только поклянёшься ты, Славята, что ей, княгине Роксане... Ничего вы не сделаете. Не тронете её.
— Клянусь! — Славята, ни мгновения не раздумывая, с жаром поцеловал нательный крестик. — И за князя Святополка ты не бойся, князь уцёный, тихий, всё с молитвою на устах. Не таков, как Глеб.
— Ну, тогда... Что же. Договорились, — чуть слышно пробормотал Авраамка.
— Вот и лепо. В обчем, я те скажу, когды да как. Уговоримся. Круглое лицо Славяты озарила довольная улыбка.
Глава 94
ГОРЕ РОКСАНЫ
Роксана плакала — горько, в отчаянии заламывая руки. Её пятилетний сын Всеволод сгорел в одночасье от лютой лихорадки. Маленький гробик с его телом поместили в притворе Софийского собора. Молодая женщина ходила по покою со скорбным мертвенно-бледным лицом. Напрасно убеждала она себя, что у них с Глебом будут ещё сыновья, что пройдёт время и изгладятся из памяти эти страшные дни её горя, уйдёт это ощущение невозвратимой утраты. Чувство было такое,
