— Ой, пожалуйста, можно, а? — ухватилась за эту мысль Вера Георгиевна. — Я принесу! Даже больше принесу! И бумаги, и тряпок принесу!
Старьевщик еще немного поохал, повозмущался, но вскоре подобрел.
— Ида неси, — разрешил он. — Да скорей туда-сюда. Восемь часов закрывать буду.
Вера Георгиевна, оставив книги и свою кошелку, засеменила к выходу.
— А вы уж постерегите! — остановившись возле весов, попросила она. — Рада бога, присмотрите! А я быстро!
— Ла-адно, — врастяжку бросил мужчина-упаковщик. — Присмотрим…
До восьми вечера оставалось три часа…
Только дома она хватилась, что нести взамен книг, по сути, нечего. К тому же она вспомнила, а вспомнив, пожалела, что не спросила, сколько надо принести бумаги… или тряпья в пересчете на бумагу.
Несколько минут она металась по своей комнате — от платяного шкафа к книжному, но ничего не находила. Нервная дрожь от рук передавалась в мозг, и в голове колотилась одна-единственная мысль: не успею! Ой, не успею!
Но потом внезапно отчаяние и дрожь разом улеглись, и стало все ясно и понятно, как Божий день: надо выручать книги из макулатурного плена. И коли угодили они туда, что же теперь бумагу да тряпье жалеть? Все отдать, вплоть до рубахи, приготовленной на смерть, а «пленных» выкупить. А ну как передумают да выкупа не возьмут?
Вера Георгиевна открыла книжный шкаф, расстелила шаль и выложила на нее скопленные за много лет литературные журналы. Потом с нижней полки достала четыре увесистые стопки школьных тетрадей с первыми каракулями ее учеников — большая цена требовала цену не меньшую…
Узел казался неподъемным. С трудом взвалив его на сутулую спину, Вера Георгиевна осторожно спустилась по крутой лестнице и вышла на улицу. «Господи, только бы не упасть, — молила она, тащась в сторону базара. — Грязь кругом этакая, уроню — выпачкаю, не примет еще…»
— Ну, помешались нынче! — вдруг услышала она за спиной голос. — Ты-то куда, бабушка, прешься? И тебе свистулек захотелось?
Она прислонила узел к забору, чтобы не опускать его на землю, и разогнула спину.
— Помог бы лучше, — через силу улыбнулась Вера Георгиевна. — Упаду и не встану…
Парень легко подхватил узел на плечи и понес. Вера Георгиевна засеменила следом.
— Для внуков, поди, стараешься, — ворчал он. — Хоть бы здоровье пожалела…
— Для внуков, для внуков, — приговаривала Вера Георгиевна, стараясь обогнать помощника и заглянуть в лицо, — и в этом парне ей показалось что-тo знакомое…
Он остановился, когда до базара было рукой подать, сказал, что дальше не по пути, и посоветовал тащить волоком.
— Спасибо тебе, сыночек, вот уж спасибо, — забормотала она. — А то скоро закроют, не поспею…
Волоком и правда оказалось легче. Выбирая где посуше, Вера Георгиевна дотащила узел до сарайчика. Какой-то мальчишка придержал двери, пока она протискивалась внутрь, и позавидовал:
— Во сколько шаров дадут!
Приемщик отчего-то заметно к ней подобрел. Он легонько оттолкнул мальчишку, который прицеливался своим узелком на весы, и пропустил Веру Георгиевну без очереди.
— Давай-давай! — приговаривал он. — Много принес, много… И бумага хороший, чистый… Да мало, мало.
— Как — мало? — испугалась Вера Георгиевна. — Неужто не хватит?
— Двадцать кило будет — мало, — сказал старьевщик, двигая гирьку на весах. — Двадцать кило твой шурум-бурум вешаем.
Он вывалил журналы и тетради в кучу, а взамен принес охапку отобранных Верой Георгиевной книг.
— Без скидка примам, — объяснил он, взвешивая книги. — Вес на вес. Двадцать кило.
— Ой, что же мне еще принести? — ахнула Вера Георгиевна. — А тряпки? Сколько тряпок надо за остальные?
— Тряпка дороже, тряпка меньше нада, — сказал старьевщик. — За остальной твой бумага, — он прикинул на счетах, — пятнадцать кило тряпка.
— Вы уж подождите! — взмолилась Вера Георгиевна. — Я мигом обернусь! Тряпок принесу!
— Неси-неси? — напутствовал ее старьевщик, помогая завернуть в шаль книги. — Вес на вес, товар на товар — обмана нет. Люди говорят: «Ахмедыч — вор». Плохо говорят. Ахмедыч — хозяин, ему жалко добро пропадает. Утиль работать никто не хочет, грязь, а шар-свисток всем давай.
Книги ей показались легче и спину не так давили — то ли силы прибавилось, то ли обманул ее старьевщик и дал меньше. Она вынесла узел за базарные ворота, отдохнула, озираясь по сторонам: а ну еще раз повезет и кто-нибудь подсобит? Но молодые больше не встречались, с базара шли в основном дети и такие же, как она, старушки. Взвалив узел, она прошла еще метров двести и еще раз отдохнула, прислонив ношу к дереву.
— Господи, бабушка! — окликнула ее пожилая женщина. — Что вы надрываетесь? Остановили бы машину да попросили подвезти.
— Да я как-нибудь, — слабо улыбнулась Вера Георгиевна. — Донесу помаленьку…
— Вот вы так помаленьку носите, носите, а потом к нам в больницу попадаете, — назидательно сказала женщина. — Пожалеть себя надо на старости-то лет.
И опять показалось, что лицо этой женщины знакомо. Видела где-то, но словно сквозь туман, сквозь пелену…
— Некогда мне, — пожаловалась Вера Георгиевна. — Мне скорее надо… Машина-то не каждая еще и остановится, а мне тут недалеко, прямо пройти да направо повернуть…
Она без отдыха прошла прямо и прежде, чем повернуть, остановилась — навстречу со всех ног бежала внучка Надя с гроздью шаров в руке.
— Баба! Бабушка! Мне шесть шаров дали! И четыре свистульки! Я тебя ищу везде, а тебя нет!
— Ну-ка, помогай, — строго сказала Вера Георгиевна. — Давай вместе понесем.
— А что это, бабушка?
— Я тебе потом все-все расскажу и покажу, — пообещала она. — Берись, понесем!
— Так у меня шары, — растерялась Надя. — Куда я шары дену?
— Выпусти воздух и спрячь, — посоветовала Вера Георгиевна. — Потом снова надуем.
Внучка развязала нитки, выпустила воздух и положила шары в карман. Помощи от Нади особенной не было, но хоть теперь в стороны не заносило. Они дотащили узел, подняли его по ступеням, и только тут Вера Георгиевна развязала шаль.
— Бумага, — сказала разочарованно внучка. — Баб, зачем ты принесла бумагу?.. — И вдруг: — А! Я догадалась! Мы понесем, сдадим ее!
— Нет, не сдадим, — открывая платяной шкаф, возразила Вера Георгиевна. — И шаров не получим. Это не бумага, это — книги, понимаешь? Старинные!
Надя училась в первом классе и, видимо, еще ничего не понимала, кроме азбуки в букваре. К ее сознанию следовало пробиваться не сразу, чтобы не сбить с толку и не ввести в заблуждение…
