Иногда тон его посланий меняется, становится более серьезным. В них мы находим не только веселый нонсенс, но и несколько слов о себе и своих трудах. Впрочем, затем он как бы спохватывается — и снова шутит…
«Лашинггон-роуд, № 7, Истборн.
13 сентября 1893 года.
Милая Инид.
Я уже давно думаю об этом: “Инид хотела бы услышать о Ваших приключениях в Истборне”… И всё это время я собирался написать тебе письмо. Но я так занят, милая моя девочка! Второй том “Сильвии и Бруно” занимает (когда я в настроении, а сейчас я обычно в настроении) шесть или восемь часов в день. К тому же есть письма, которые необходимо писать. Есть еще одна вещь, которая требует времени. В прошлое воскресенье я прочитал первую проповедь за все свои годы в Истборне, а ведь я приезжал сюда семнадцать лет кряду (так говорит моя хозяйка). И в следующее воскресенье я должен читать еще одну проповедь; на это уходит много времени: надо же их обдумать.
Но величайшая трудность состоит в том, что здесь нет никаких приключений! Ах, как мне найти их, чтобы было что рассказать моей милой Инид? Может, выйти на дорогу и нокаутировать кого-нибудь? (Я, знаешь, выберу кого-нибудь поменьше и послабее.) Вот это будет приключение так приключение — и для него, и для меня. Мое будет заключаться в том, что полицейский сведет меня в участок и запрет в камеру Тогда о моих приключениях можно было бы написать тебе. Только я этого сделать не смогу, как ты понимаешь, — придется это сделать полицейскому. “Уваж. мисс, Вам будет приятно узнать, что мистер Доджеон сей момент стучит ногами в дверь своей камеры. Я им отнес хлеб и воду, а они говорят, что им это не нужно. Говорят, они только пообедамши”. Как тебе это понравится, Инид?
Впрочем, вот тебе маленькое приключение. На днях я отправился на прогулку и повстречал мальчика лет двенадцати и девочку лет десяти; они были чем-то обеспокоены и внимательно разглядывали ее палец. Я спросил: “Что-то случилось?” Они сказали, что девочку только что укусила оса. Я посоветовал им намочить, придя домой, палец нашатырным спиртом — боль тотчас пройдет. Я дал им маленький урок химии: объяснил, что если смешать кислоту и щелочь, они зашипят — и кислота потеряет свою кислотность, потому что осиный яд — это кислота, а нашатырный спирт — щелочь. Придя домой, я подумал: “Надо получше подготовиться к следующему разу, когда я встречу укушенную маленькую девочку” (или “маленькую укушенную девочку” — как лучше сказать?). Пошел и купил флакон крепкого аммиака (он действует лучше, чем нашатырный спирт). Когда я опять пойду на прогулку, я положу его в карман.
Теперь, если это снова случится, я смогу развеселить маленькую девочку в один миг. Но с тех пор я так и не повстречал маленьких девочек, которых бы укусила оса. Какая жалость, не правда ли?
Твой любящий старый друг:
Чарлз Л. Доджсон»[159].
В последние годы своей жизни Кэрролл работал над статьей «Вечное наказание». Эта тема давно занимала его. Когда-то Макдональд познакомил его со своим другом Фредериком Денисоном Морисом (Maurice), основателем христианского социализма. Тот решительно протестовал против идеи вечного наказания в аду, считая, что традиционные формы веры претерпевают в последнее время значительные изменения. Он твердо верил в то, что Господь не обречет никого жить в вечности без его любви, и подтверждал свою веру цитатами из Библии. Его взгляды были настолько новы, что он потерял все свои должности, включая место на кафедре богословия в Королевском колледже в Лондоне. Впрочем, позже он всё же профессорствовал в Кембридже и занимал ряд видных постов. Кэрролл внимательно изучал работы Мориса, а также другие труды на эту тему. Интересовали его также публикации о переводах Библии. Свою статью он начинает словами:
«Наиболее распространенную разновидность затруднения, возникающую при рассмотрении этой доктрины, можно выразить следующим образом: “Я верю, что Бог идеально добр; тем не менее, я вынужден верить, что Он нашлет вечное наказание некоторым человеческим созданиям при обстоятельствах, которые сделают его, как говорит мое сознание, несправедливым и, следовательно, неправильным”.
Выясняется, что если выразить эту проблему в логический форме, она возникает из существования трех несовместимых посылок, каждая из которых очевидно претендует на наше согласие с ней. Это следующие положения:
I. Бог идеально добр.
II. Обрекать некоторые человеческие создания и при некоторых обстоятельствах на вечное наказание было бы неправильно.
III. Бог способен так поступить».
Подвергнув эти три несовместимые посылки внимательному рассмотрению со ссылками на Библию и с необходимыми ограничениями используемых формулировок, Кэрролл отвергает идею «вечного наказания» для всех грешников.
Подробное изложение его логического анализа увело бы нас слишком далеко, остановимся поэтому на его заключении. С его точки зрения, толкование доктрины «вечного наказания» «в основном, если не полностью, зависит от смысла, которым наделяется одно-единственное слово (aicov). Оно переведено в наших английских Библиях словами “вечный” “длящийся вечно”; но многие критики считают, что оно не обязательно означает “бесконечный”. Если это так, то тогда кара, которую мы обсуждаем, является ограниченным наказанием за ограниченный грех и первоначальная проблема, таким образом, исчезает». Он уточняет свою позицию: «Я считаю, что слово, переведенное на английский как “вечное” или “длящееся вечно”, было переведено неверно и что Библия на самом деле не утверждает больше, нежели то, что Бог назначает страдания неизвестной длительности, но не обязательно вечные, в качестве кары за грехи»[160].
Предложив читателям четыре возможных логических варианта толкования доктрины «вечного наказания», Кэрролл отмечает, что его целью было не указать одно направление в противовес другому, а помочь читателю ясно увидеть возможные пути и выбрать какой-либо из них.
Статья «Вечное наказание» вышла в свет уже после смерти автора.
Кэрролл выступал также в защиту высшего образования для девушек, правда, оговариваясь, что они не должны жить в кампусе (университетском городке). Два первых женских колледжа, Леди Маргарет-холл и Сомервилл, появились в Оксфорде в 1879 году; в первом из них Кэрролл читал лекции. Общежитие находилось на отшибе, а при передвижении студенток по территории колледжа их сопровождали специально нанятые женщины. Поначалу по окончании курса девушки не получали ученые степени; прошло немало лет, прежде чем они стали полноправными членами университетов.
В последние годы жизни Кэрролл читал курс в оксфордской средней школе для девочек и еще нескольких подобных школах. Этель Роувелл, которой Кэрролл, обнаружив ее способности, предложил заниматься с ним, с благодарностью вспоминает: «Его искреннее желание узнать, что я думаю, заставило меня заняться размышлением, этим нелегким трудом, развившим во мне независимость мысли, о которой я раньше и не помышляла… И еще мистер Доджеон подарил мне свою теплую дружбу, благодаря которой я поняла, как он со своим щедрым сердцем заботится о детях».
