–Она умна и великолепно образованна. Полагаю, Ольга искусно манипулировала мужем. И ещё… не будем забывать, что он бросился прикрывать Ольгу, сделал всё, чтобы дать ей уйти. И это обстоятельство чётко указывает на то, кто в их семье был манипулятором.
–Или на то, кто кого любил.
–Да вы, Егор Петрович, романтик.
–И тебе не мешало бы,– очень серьёзно сказал Шиповник.– Хоть иногда.
–Иногда я тоже,– тихо ответил Вербин. И тут же постарался уйти и от неудачной шутки, и от ненужной темы:– Какова вероятность того, что Ольге удастся избежать наказания?
–Ты сам понимаешь, что шансы отскочить у неё довольно высокие,– не стал скрывать подполковник.– Шевчук хорошо продумала линию защиты и упрямо гнёт свою линию.
–Хочет пойти жертвой?
–Они с адвокатом раскручивают тему семейного насилия, психологической травмы и прочего буллинга – сейчас это популярно и можно рассчитывать на поддержку общественности.
–Она же убийца.
–Не доказано.– Шиповник коротко ругнулся.– Улик против Ольги у Анзорова маловато, но Амир настроен решительно. Посмотрим, что получится.
Насквозь лживая история Ольги Шевчук объясняла и её присутствие на месте убийства Нарцисс, и ДНК в комбинезоне, и даже попытку сбежать: «Я так испугалась, что бросилась прочь при первой возможности». Подтверждением же того, что Шевчуки действовали сообща, были видеозаписи. Первая сделана во дворе дома Нарцисс, на которой видно, что они вдвоём заталкивают Изольду в фургон, после чего Леонид влезает следом, а Ольга закрывает дверцы и направляется к водительскому месту. Она сидела за рулём выехавшего из двора фургона, и это обстоятельство напрочь рушит позицию «жертва». Вторая запись из магазина, где Ольга купила за наличные шесть кукол. Она, конечно, постаралась замаскироваться, но продавцы уверенно опознали покупательницу, а видео подтвердило. И Анзоров надеялся, что этого хватит, чтобы Шевчук получила пожизненное.
–Кстати, поскольку в этого серийного убийцу никто, кроме тебя, не верил, журналисты до сих пор не придумали ему кличку. Есть идеи?
Феликс понял, что Шиповник шутит – грустно, конечно же, обозначил улыбку и ответил:
–У этой истории есть название, Егор Петрович, «Девочка с куклами». Которая, сама того не желая, помогла нам отыскать зверей.
–Много зверей,– добавил подполковник.
–Много,– согласился Вербин.– Слишком много.
* * *
Слишком много, чтобы попытаться забыться в алкоголе, даже очень крепком.
Этот период Феликс давно оставил позади, но иногда, когда становилось особенно плохо – накатывал крепкого в умеренных дозах. Хотя знал, что не поможет. Даже в лёгких случаях не помогает, а когда совсем плохо, становится хуже. Потому что голову алкоголь туманит, но боль не убивает, только резче делает. Но одно дело – знать, и совсем другое – мучиться от боли, или тяжёлого предчувствия, смотреть на ряды бутылок и понимать, что с их помощью можно хоть ненадолго… хоть на несколько часов… позабыть.
О боли.
Которая стала нестерпимой, когда курьер доставил в «Грязные небеса» пакет, надписанный её рукой, в котором лежало письмо, адресованное ему. Письмо, которое должно было всё объяснить. Письмо, которое могло вновь оставить его одного. Письмо, при взгляде на которое ему захотелось накатить. Письмо, в которое он жадно вцепился, сидя в самом конце барной стойки.
«Привет!
Я много думала, с чего начать моё послание. И, наверное, поэтому так долго с ним тянула, потому что о чём я хочу написать, я знаю точно. И жалею, что не успела тебе об этом рассказать – лично. Жалею, но знаю, почему не рассказала, потому что с тобой было так хорошо, что хотелось говорить о чём угодно, рассказывать любые истории… только не эту. Нужно ли было её рассказать? Теперь не важно. Теперь я её напишу – тебе.
О том, что случилось примерно шесть лет назад.
В то время я уже несколько лет жила в Питере, с которым у меня случился период восхитительной влюблённости, а если честно – период большой взаимной любви. Я наслаждалась городом, абсолютно мистическим и абсолютно имперским. Городом, который надолго, если не навсегда, стал эталоном для всех европейских столиц. И даже его климат воспринимала с радостью. Хотя поверь, Феликс, привыкнуть к нему после московского оказалось непростой задачей. Но я справилась, ведь я там училась, а значит, должна была справиться. Могла поступить в Москве, но поехала в Питер. В том числе для того, чтобы пожить абсолютно самостоятельной жизнью. В Москве, даже если переехать в другой район, всё равно остаёшься под родительской опекой. Они рядом. Они приедут в течение часа. А я хотела самостоятельно справляться со всем, с чем предстоит столкнуться.
Ты, наверное, улыбнёшься такой позиции, но в те годы она казалась мне единственно верной. Поэтому те годы я вспоминаю с особой теплотой. И не только потому, что была совсем юна… не только… я действительно со всем справлялась.
Ну и любовь…
Не только к городу, как ты понимаешь, Феликс, любовь к мужчине.
Наверное, это была вторая причина, почему я не стала тебе ничего рассказывать. Почему тянула…
Но что теперь говорить?
Отправляясь в Питер, я не думала, что так всё обернётся. Хотя надеялась, конечно, мы все надеемся встретить любовь, и не важно где: вМоскве, Питере, на работе или под какой-нибудь пальмой на далёком пляже – я знаю случаи, когда курортные романы превращались в крепкие семьи с детьми и внуками. Я встретила мужчину в Питере. На последнем курсе. Мне оставалось совсем чуть-чуть до диплома и нужно было принимать решение: возвращаться в Москву или оставаться? И я не знала, что выбрать. Я любила – и до сих пор люблю!– Питер, я провела в нём несколько упоительных лет, обзавелась многочисленными друзьями, продолжала переживать влюблённость в город, но мне… чего-то не хватало. Питер был в моём сердце, но сердца моего не было в нём. Город это понял. И в тот момент, когда я почти решилась вернуться в Москву, я встретила Владислава. И это… была любовь.
Я не знаю, с первого ли взгляда… наверное, да, потому что после того, как мы расстались, я думала только о нём. И Влад потом рассказал, что постоянно думал обо мне, считал минуты до нашей следующей встречи. И явился на неё с охапкой белых роз. И сказал, что хочет быть моим молодым человеком. А я так обрадовалась, что расплакалась. А ещё мы очень быстро поняли, что нам нужно не встречаться, а жить вместе. Именно поняли. Оба. Конечно же, наутро. Я не могла не произнести: „Ты придёшь вечером?“, а он улыбнулся и ответил: „Я боялся спросить“. Я снимала квартиру, он жил в своей, но мы почему-то не сговариваясь решили, что сначала поживём у меня. Не знаю почему. Мы не стали это обсуждать, а значит, так было правильно – ведь если чувствуешь, что так должно быть, значит, так должно быть. Таков закон.
Надеюсь, Феликс, ты простишь меня за такие подробности. Наверное, можно было обойтись без них, но мне приятны эти воспоминания. Это та часть жизни, думая о которой я всегда улыбаюсь. Обязательно улыбаюсь, несмотря ни на что…
