выдал своей будущей жене письменные инструкции о поведении (хотя Екатерина была в курсе и одобрила то, что он написал). Вдовец хотел доминировать в этом браке, что ему не удавалось в первом. Он настаивал на том, чтобы его невеста серьезно воспринимала свои религиозные обязанности, соблюдала все требуемые ритуалы и полностью зависела от него и императрицы, прося совета по каждому вопросу. Она должна была избегать посредников и никогда не жаловаться на императрицу (наоборот, она должна искать возможности поговорить с ней напрямую, если возникнет нечто, чего она не понимает). Ее единственной задачей оставалось служить императрице и великому князю, своему мужу. Он признавал, что является трудным в общении человеком, так как непостоянен и нетерпелив, и что его жене придется приспосабливаться к нему. Более того, он имеет право критиковать и наставлять ее в любом вопросе, который кажется ему подходящим, и она не должна обижаться — даже если он будет неправ, а он признавал, что такое может случиться. Мария Федоровна, будучи практичной и прагматичной молодой женщиной, похоже, не удивилась, прочитав эти инструкции, и была готова выполнять все необходимое, чтобы ее брак был удачным.
Свадьба состоялась 26 сентября, через шесть дней после двадцатидвухлетия Павла. Корону над великим князем держал Григорий Орлов. Бросалось в глаза отсутствие на церемонии Никиты Панина — он был болен, но также и раздражен, так как с ним не советовались по поводу свадебных торжеств. Празднества, которые включали традиционное угощение для народа на площади перед Зимним дворцом, длились почти три недели и завершились салютом 15 октября.
Григорий Орлов и сам планировал жениться. Его братья считали партию неподходящей — но императрица, когда они попросили ее вмешаться, отказалась препятствовать. Предполагаемой невесте Григория, Екатерине Зиновьевой, было только пятнадцать лет, ее предназначали во фрейлины к императрице на следующий год. Однако проблема, которую Григорий представлял для этой девушки, заключалась скорее не в ее молодости, а в том, что она была его двоюродной сестрой, и ему нужно было получить специальное разрешение на брак от церкви.
Пока Гримм находился в Санкт-Петербурге, Екатерина сделала еще одну, последнюю попытку оставить его насовсем, предложив ему работу по управлению императорскими школами. Теперь она и Гримм знали один другого и верили друг другу достаточно, чтобы не нуждаться в многословии или увиливании. «Хочу, чтобы вы сказали мне совершенно открыто: «я буду» или «я не буду»; «останусь» или «уеду». Я очень обрадуюсь, если вы дадите мне ответ, который я хочу услышать, но не начну думать о вас хуже, если вы решите ответить отрицательно»{665}. Он отказался, опять сославшись на то, что не говорит по-русски.
Весной 1777 года Петр Завадовский оказался в состоянии почти полного умственного, психологического и физического срыва. Екатерина забеспокоилась, что его постоянно мрачное настроение может быть признаком приближающегося сумасшествия, хотя продолжала пытаться успокаивать его утешающими записками:
«Мои советы таковы —
1) оставайся со мной;
2) верь, когда я говорю что-то;
3) не ругайся часами по поводу мелочей;
4) отгоняй мысли, свойственные ипохондрику, заменяй
их веселыми.
5) Заключение — все это питает любовь, которая без удовольствия мертва, как вера без добрых дел»{666}.
Она чувствовала, что период передышки необходим им обоим, и сказала Завадовскому, что поговорит об этом с Потемкиным — предложение, которое едва ли могло обрадовать Завадовского.
Эксперимент с Завадовским, неудачный для него, показал Потемкину, что ménage a trios действительно проложил путь к его собственным особым взаимоотношениям с императрицей, освободив его от неизбежности постоянного личного присутствия, но укрепив его влияние и центральное положение в жизни Екатерины и ее империи — доказав тем самым, что он выбрал правильного человека на роль третьего. Теперь он действовал быстро. Человек, которого он представил на этот раз, был Семен Зорич, тридцатиоднолетний майор, гусар и сын сербского офицера в российской армии. Зорич добился в армии известности дерзостью, с которой пережил турецкий плен. Узнав, что турки казнят простых солдат, но предлагают знати внести выкуп, он немедленно объявил себя графом. По возвращении из плена он написал Потемкину и был принят в его свиту. К началу мая Потемкин представил Зорича Екатерине, которая написала: «С каким смешным созданием ты меня познакомил!»{667}. Красивый, смуглый и кудрявый Зорич вскоре стал известен среди некоторых придворных дам как «Адонис», а в других кругах его называли «lе vrai sauvage» (настоящий дикарь). К 22 мая Екатерина уже обращалась к нему «Сенюшка» или «Сима» и посылала ему записочки, тревожась о Потемкине — и говоря последнему, как сильно ей его недостает. 27 мая она также послала Потемкину часы для Зорича, так как у того не было своих. В этот день Потемкин устраивал в своем новом поместье Озерки обед для императрицы. Среди тридцати пяти гостей были племянницы и кузины князя и, впервые по официальному приглашению, Зорич.
С разрешения Екатерины граф Кирилл Разумовский был выбран Завадовским в качестве посредника. Хотя Завадовский и хотел перестать быть фаворитом императрицы, он расстроился до слез и попросил, чтобы ему позволили прийти навестить ее, на что она согласилась. Ясно, что он все еще очень любил ее или по крайней мере зависел от нее эмоционально. Кроме того, он хотел удостовериться, что о нем хорошо позаботятся. Иван Елагин также участвовал в переговорах, которые привели к получению Завадовским четырех тысяч крепостных в Белоруссии (теперь Беларусь), щедрого финансового расчета и традиционного серебряного обеденного сервиза (хотя в его случае только на шестнадцать персон). Ему посоветовали ненадолго отправиться на отдых на родную Украину — с тем, чтобы затем вернуться на службу: должность оставалась вакантной.
