— Послушай, — обратился он к брату, — я хоть и не успел ее толком разглядеть, но, по-моему, у них разница лет сорок, не меньше!
— Ну и что? — пожал плечами Тим.
Джесс вошла в палату. Брендон, по обыкновению, спал. Она села у изголовья, погладила его по щеке, наклонившись, поцеловала. Как только Брендон очнулся и глянул на нее потеплевшим взглядом, Джесс надела ему очки и подала пюпитр. На этот раз Брендон вывел: «Домой».
В тот же день Джеффри снова столкнулся с Джессикой у дверей палаты. Вскинув на него глаза, она замерла на мгновение, а потом скороговоркой произнесла:
— Он уснул. Все будет хорошо — он поправится!
— Да, конечно… — ошарашенно отозвался Джефф.
«Странная особа… — подумал он про себя. — Мы ведь с ней даже не знакомы».
Он хотел еще что-то добавить, но Джесс уже спешила по коридору к лифту.
— Вот… твоя книга. — Голос прозвучал сверху, справа.
Брендон приоткрыл глаза.
У кровати, крепко сжимая в руках папку с распечатками, стоял Стиви.
— Я тут… подправил кое-что… совсем немного.
Брендон попытался улыбнуться в ответ.
— Ты здорово пишешь… — продолжал Стиви. — Правда! Было интересно. — Он замолчал на минуту, а потом выпалил на одном дыхании: — И вот еще что: из твоей книги я наконец по-настоящему узнал отца. Как не смог бы узнать, даже если б прожил с ним долгие годы. Вот! — Стиви застыл с серьезной миной, соображая, требуется ли еще что-то добавить.
Брендон слабо улыбнулся и кивнул единственным доступным ему сейчас способом — моргнув.
В этот вечер он долго лежал без сна. Горестные, однообразные мысли текли, казалось, сами собой:
«Да, когда-то… давно… Стив говорил мне об этом… что каждому человеку известен час его ухода… когда и как он умрет… А как же я? Даже и сейчас… ничего не знаю… не чувствую… сколько еще осталось… и осталось ли вообще…»
В палате уже приглушили свет, а Брендон все смотрел прямо перед собой. Потом перевел взгляд на дверь.
…В дверях стоял молодой, пронзительно знакомый парень.
— Что ты так долго? Я уж заждался! — сказал он, задорно улыбаясь.
— Стив?! — выдохнул Брендон.
— Он самый! — мотнув головой, ответил тот.
Потом лукаво подмигнул и… исчез.
Брендон проснулся взволнованный.
«Стив… Я видел Стива…» — сразу же пронеслось у него в голове. И тут же: «Finis operantis…[45] Я скоро умру».
Он подумал об этом совершенно спокойно, без тени страха или сожаления. Потом глянул в окно и равнодушно отметил: «Светает…», поймав себя на том, что ко всему вокруг стал совершенно безразличен.
Утром пришла Джесс, посидела молча, держа его руку в своей.
Брендон хотел рассказать ей о своем сне, но потом передумал. Не из-за мучительного труда, каким стало для него теперь общение. Просто… это не тот сон, который можно было передать словами. Да и сон ли?..
Брендон осознавал близость конца, но никакие эмоции больше не вспыхивали в душе. Да, время пришло… И он готов. Возможно, этот день станет последним…
Впрочем… Оставалось еще нечто очень важное, что цепко дежало его, не позволяя расстаться с этим миром. Он вдруг остро почувствовал это.
Брендон стал припоминать: что же еще он не сделал из того, что обязан был сделать? Это оказалось не так-то просто: мысли буксовали в отуманенном болезнью мозгу. Он принялся перебирать всю свою жизнь, начиная с юности — все, что еще в состоянии был вспомнить. Но перед внутренним взором всплывали лишь отрывочные эпизоды — случайные встречи, пустые разговоры. От бесплодных мыслительных усилий он устал, как от тяжелой работы. И, закрыв глаза, погрузился в спасительную полудрему.
Но когда днем пришел Литгоу, Брендон уже знал ответ.
По его знаку Кристофер подал ему принадлежности для письма и добрых полчаса терпеливо ждал. Затем взял в руки пюпитр и прочел написанное.
На листе бумаги на удивление четко и правильно было выведено: «Кейн должен жить».
А вечером Брендон безмятежно заснул, зная, что может больше не просыпаться…
Эпилог
Похороны Брендона О’Брайана прошли достойно.
Народу собралось немало. Кристофер Литгоу в качестве распорядителя рьяно следил за тем, чтобы безукоризненно был соблюден весь ритуал, в конце которого сам произнес проникновенную речь.
Все присутствующие были сдержанны, с подобающим моменту выражением лица. Одна только Лиз Кларк плакала навзрыд, не переставая ни на минуту, чем вызывала неодобрительные взгляды окружающих. Лиззи всхлипывала время от времени, а Стиви держался из последних сил, чтобы не разреветься. Сыновья Брендона, Тимоти и Джеффри, выглядели спокойными, но оба — скорее для порядка — смахнули пару раз слезу.
Джессики Винс на похоронах не было — ни в храме, ни на кладбище.
— А где же эта… Джесс? — спросил Джефф брата и тут же съехидничал: — Переутомилась, наверное?
— Не знаю, — ответил Тим. — Попробую разыскать ее позже.
Литгоу, кроме прочего, добился, чтобы обвиняемый Дадли получил разрешение проститься с покойным. Кейна — причесанного, приглаженного, одетого в дорогой черный костюм — доставили под конвоем на кладбище *…-вуд.
Заметив его, мисс Кларк встрепенулась, слезы ее мгновенно высохли. Она теперь неотрывно следила за Кейном, а во взгляде ее читалась жалость, смешанная с восторгом.
Адвокат кивнул охранникам, — те посторонились, — и, схватив парня за локоть, подвел к гробу. Кейн с минуту или больше стоял неподвижно, потом, положив руку на крышку, что-то тихо, скороговоркой произнес.
Никто его слов не расслышал. Но Литгоу был уверен, что тот сказал: «Прости, папа…» Скорее, адвокату очень хотелось, чтобы было именно так…
…Последние комья земли были брошены в могилу, и провожавшие потянулись обратно, к своим авто.
Литгоу нагнал Лиззи.
— Он был мне как отец, — поджав губки, вздохнула она.
— Пожалуй, и мне тоже, — вздохнул в ответ Литгоу. — Можно я позвоню вам, мисс Кларк? — добавил он после недолгого молчания.
Лиззи просияла.
— А разве вы знаете мой номер? — хитро улыбнувшись, спросила она.
— Нет. Пока нет.
— Забыла… забыла ваше имя…
— Кристофер.
