Так, по верованию буддистов, в лице одного человека, принявшего на себя символически грехи всей обители, изгоняется из священного места все нечистое, злое, искусительное. Играющий роль беса лама раскрашивается в черный и белый цвета для того, чтобы всякий мог наглядно представить себе, как под влиянием неисчислимых прегрешений одна сторона или часть человека (темная) умирает, другая же на некоторое время еще остается жить. Цзолик обязуется покинуть монастырь навсегда и получает в награду за такое самопожертвование ямб серебра весом в пятьдесят лан; обыкновенно еще столько же изгнанник собирает добровольными пожертвованиями[311].
Полюбовавшись оригинальной церемонией издали, нам захотелось подойти ближе к шествию, и в сопровождении одного приезжего китайского чиновника из Хэ-чжоу и четырех кавалеристов мы присоединились к монахам. Сначала нас приняли довольно дружелюбно: по-видимому, мы вызвали только любопытство, но вскоре послышались раздраженные возгласы: «Орус-орус», и откуда-то полетели камни. Еще минута, и нас окружили злобные, дерзкие лица, с угрозой наседавшие на горсточку иностранцев. «Надо их изрубить», посоветовал кто-то, и тотчас в толпе произошло движение. Мигом оценив создавшееся положение, члены экспедиции быстрым поворотом ринулись в сторону и, пользуясь персеченной местностью, удалились к дому, следуя вдоль подножья круто ниспадавших холмов[312].
Четырнадцатого февраля на самой заре со стороны монастыря понеслись звуки могучих молитвенных барабанов, бубнов и раковин. К восьми часам утра по улицам Лаврана уже двигалась величественная стройная буддийская процессия. Впереди на золотой парче несли золотую тибетскую книгу, драгоценный камень и все прочие реликвии, которыми гордится обитель. Над морем голов гордо колыхались зонты и разные значки, что вместе с пестрыми тангутскими одеждами и ярко-красными плащами лам составляло оживленное нарядное зрелище. Совершив полный круг, шествие возвратилось к храмам, вблизи которых развевались большие красно-желтые (в шашку) флаги. После молебствия, изредка прерывавшегося боем молитвенных барабанов и звуками труб, толпа мирно разошлась по домам.
По миновании Нифудун-чю Лавран с каждым днем стал заметно пустеть. Из проезжих амдосцев оставались еще только те, которые не успели покончить с своими торговыми делами.
Русская экспедиция встретила в Лавране самый радушный прием. За отсутствием настоятеля нас любезно пригласил к себе заместитель Жамьян-шадбы – гэгэн Гунтан-цан, нголок по происхождению, в обычное время ведающий всеми светскими делами монастыря, симпатичный шестидесятилетний старик чисто библейского типа внешности. С первого знакомства у меня с Гунтан-цаном установились самые искренние, дружественные отношения и я без всякого труда получил разрешение посещать и изучать буддийские храмы[313]. В ответ на подарки, в особенности же те, которые он так хотел получить и получил, старец прислал мне несколько хороших металлических и иконописных бурханов, маленькое худрэ, два интересных гау и две «золотые книги»[314].
После долгого пребывания в степи или горах, после привольной походной жизни в лавранских торговых помещениях казалось скверно – душно и пыльно; по нескольку дней кряду мы не могли отделаться от беспричинных головных болей, кашля и какой-то тяжести в груди.
Знакомясь с буддийским молитвенным центром, мы не забывали и лесистых ущелий окрестных гор, куда в хорошие дни постоянно совершались охотничьи экскурсии и собирались семена и стволики древесных и кустарниковых представителей местной флоры и образцы горных пород.
В еловых лесах, произрастающих по северным скатам, сбегающих к долине Сан-чу, были замечены и добыты следующие птицы: зеленый франколин (Ithaginis sinensis sinensis [I. sinensis – фазан]), пестрая кустарница (Ianthocincla maxima), гималайский клест (Loxia himalayana), поползень Пржевальского (Sitta przewalskii [S. leucopsis Przewalskii]), пищуха-сверчок (Certhia familiaris Bianchii), альпийская синица (Poecile affinis [Parus articapilltts affinis]), синичка изящная (Lophobasileus elegans), синица хохлатая (Periparus beawani [Parus rufonuchalis]), синица долгохвостая (Acredula calva), горный вьюрок (Fringillauda nemoricola) и красивые красные вьюрки (Carpodacus dubius [G. thura] et C. pulcherrimus). Самыми обыкновенными обитателями здешних лесов являются: сорока (Pica р. bactriana [Pica pica]), голубая сорока (Cyanopolius cyanus [Cyanoca cianea], Pterrorhinus davidi, Troehalopteron ellioti, Spermolegus fulvescens [Prunella fulvescens], Ruticilla erythrogastra [Phoenicurus erythrogastra], Cia godlewskii [Emberiza cia], крапивник, а вдоль речек – кулик серпоклюв (Ibidorrhynchus struthersi), водяная оляпка (Cinlus cashmeriensis [Cinclus с. cashmeriensis]) и большой крохаль (Mergus merganser).
Из млекопитающих наша коллекция обогатилась лишь кабаргой собственной охоты и парой шкурок интересной кошки, добытых на местном базаре.
Чтобы подышать свежим воздухом, я часто уходил или в ближайшие горы, или же просто поднимался на плоскую кровлю нашего дома, откуда открывался красивый вид вверх и вниз по лавранской долине. Особенно хорошо было здесь в солнечное время, при тихом прозрачном воздухе и мягкой синеве неба, в которой гордо описывали круги царственные хищники – грифы, ягнятники и орлы. Внизу с шумом катилась прозрачная речка по сплошному галечному руслу. Северные склоны гор темнели хвойным лесом, южные, в особенности в верхнем поясе, – желтели прошлогодними травами. Эти травы теперь местные амдоски срезали серпами и довольно большими вязанками сносили вниз на базарную площадку.
Погода не очень баловала нас; почти весь февраль простоял ветреный, пыльный; только по ночам небо становилось яснее, и дышалось легче и свободнее; из-за постоянной пыльной завесы, омрачавшей воздух, вначале нечего было и думать о фотографических снимках. Днем в редкие проблески тишины и лазури на солнечном пригреве проглядывало весеннее настроение: ручьи журчали веселее, воробьи перекликались громче обыкновенного, черные вороны проявляли стремление к гнездению и летали с веточками в клювах, а по крышам нежились на солнышке голуби и заклятые враги их – кошки.
Настала пора собираться в дорогу и нам.
Я предполагал направить главный караван прямой дорогой в Лань-чжоу-фу, а сам во главе маленького разъезда решил несколько отклониться в северо-западную сторону, с тем чтобы повидаться с Далай-ламою, который это время пребывал в Гумбуме.
