Человеческие фигуры двигались в одну и другую стороны. Тётку со злым красным лицом внутри мягкого воротника шубы кто-то толкнул. Её качнуло в людском потоке, и Митя наступил ей на ногу. С левой стороны он из-за угасшего глаза ничего не видел, а тётка подгадала как раз под его шаг. На лакированном женском сапоге остались ошмётки грязной жижи. Митя не успел рта раскрыть, как на него рухнула лавина хриплого крика, замешанного на матерщине. По всему тётка уже была взвинчена своими личными неприятностями, а Митя, наступив ей на ногу, лишь выбил затычку. Виноватых в этой толчее не было, и в нём поднялась волна знакомого чёрно-фиолетового гнева. Справедливость, затоптанная бабой в дорогой шубе, требовала дать решительный отпор, поставить скандалистку на место и вообще навести порядок. Митя уже набрал воздух в лёгкие, как в долю секунды в его голове мелькнул отблеск мысли: «Опять не можешь сдержаться». Митя сжал губы – раз, два, три… десять – и тяжело выдохнул всё то, что должно было, но не стало грозными словами.
– Извините, тут так тесно, – сказал он, как можно более миролюбиво.
Тётка, поняв на свой лад, что она побеждает, что её боятся, решила добить врага и взорвалась новой порцией хрипа. А ликующий Митя пошёл дальше, повторяя про себя мудрое выражение: «Не оспаривай глупца». Победа! Ещё бы не победа! Как трудно победить самого себя, знает только тот, кто, хоть раз, пытался это сделать. После этого у победителя целую неделю сохранялось отличное, прямо-таки праздничное настроение.
Пашка спешил какую-то свою мелкую удачу выставит напоказ. Для этого он, прихватив с собой Вадика, завалился к Мите домой. Митя, накрывая на стол, незаметно поглядывал на гостей. Пашка раздался, погрузнел, а Вадик совсем не менялся, если не считать расползавшейся по голове лысины. Не раскрывая, в чём он преуспел – так выглядело весомей, – Пашка полушутя, полусерьёзно нахваливал себя:
– Знай наших. Моя всё меня пилит, а я взял ситуацию под контроль и показал, что я могу. Старый конь борозды не испортит…
Старый конь вытащил из сумки заковыристую бутылку водки, упакованную в красивую картонную коробку, попутно заметив:
– Я теперь только такую пью.
Мите это бахвальство было знакомо.
– Видишь, как время изменилось, как жизнь изменилась. Надо уметь перестраиваться, чтобы не оказаться в аутсайдерах – покровительственно разглагольствовал Паша.
– И ты перестроился?
– Так вот же, – показал он на выложенные яства. – Умный человек всегда всплывёт. Ну, у тебя, конечно, особый случай. А так: главное понять суть изменений, что произошли на повороте истории.
– И в чём же она, эта суть?
– А в том, что при советской власти люди были выше денег, а теперь деньги выше людей.
– Едва ли люди так быстро изменились, – не согласился Вадик. – При советской власти они были выше денег, потому что денег у них не было.
– Может быть… может быть… Но суть в том, что сейчас надо на деньги ориентироваться. Диктатура новых ценностей. Деньги корректируют наши представления о жизни. К примеру: существует «Уголовный кодекс», существуют правила поведения человека с человеком – красть нельзя, обманывать нельзя… Всё правильно. Но, когда дело касается денег… Нет, не беспредел какой-нибудь, но чуть-чуть украсть или немножко обмануть не возбраняется. Абсолютно честным путём не разбогатеешь.
– Пашка, ты приспособленец. То к диктатуре пролетариата приспосабливался, теперь – к диктатуре денег. Раньше ты проповедовал ценности морального кодекса строителя коммунизма, а теперь превозносишь обман и воровство, – заявил неблагодарный Митя, закусывая Пашину водку Пашиной ветчиной.
– Так ведь надо идти в ногу со временем. Помнишь, мы часто говорили о правилах игры. Вот сейчас правила игры резко изменились.
– Правила игры, конечно, меняются, но среди них существуют вечные. Во все времена воровать и обманывать считалось грехом. Ворованное впрок не идёт.
– Ты так говоришь, потому что сам не занимаешься предпринимательством. А вот если бы ты делал деньги, то не спорил бы.
– Андрей деньги добывает всю жизнь. Как шахтёр руду. Но он же не ворует, не обманывает, – возразил Митя.
– Ну, хорошо. А по-твоему, какие правила игры изменились?
– Разные. Ну-у… Если взять лица кремлёвской национальности… Раньше, чтобы быть обласканным, требовалось цитировать Генсека, кстати и некстати повторяя заклинание: «Наш горячо любимый…» Теперь по-другому. При прошлом Президенте прилипалы принялись играть в теннис – Президент любил в него играть. Нынешний, говорят, больших пятнистых собак любит – значит, его холуи начнут таких собак заводить. Ты вот раньше на поводу у партийных директив шёл – так было выгодно, теперь тебя за верёвочку рыночные торгаши тянут со своей философией. Ты не обижайся, – добавил Митя – всё-таки он пировал за Пашин счёт. – Ты не один такой. Сейчас многие эту мораль исповедуют.
– Ну что же? Ты чист и непорочен, а я – мелкий жулик и торгаш, – обиделся Пашка. – Только, знаешь ли, поварился бы ты сам в этом дерьме, что называется частным предпринимательством, ты бы понял, что в нашей стране, с нашими законами никакого предпринимательства быть не может. Оно еле существует только потому, что все обманывают, все жульничают. Ты, например, знаешь, что такое «белый нал» и «чёрный нал»?
– Конечно.
– Вот тебе первое и, пожалуй, самое распространённое жульничество. А сколько их всего существует, никто не ведает.
Они ещё долго учили друг друга, как надо вести дела в бизнесе, а когда бутылка почти опустела, сошлись на том, что главное, чем обеспечивается успех, – это случай, удача. Одним в жизни везёт, другим – нет. Потом Паша с Вадиком громко спорили об Интернете. Вадик Интернетом не владел, скорее всего, именно поэтому, он нападал на всемирную забаву, обвиняя её в недостоверности, гуляющей по ней информации, в порче зрения целых поколений, в других бедах и предрекал ей гибель под грудой собственных экскрементов, под которыми он подразумевал напластования устаревших данных.
Павел Интернетом пользовался и принялся его защищать:
– Например, тебе надо купить холодильник. Ты входишь…
– Я холодильник раз в двадцать лет покупаю! – кричал Вадик.
– Ну, неважно. Не холодильник, а что-нибудь другое. Интернет экономит время…
– Ничего он не экономит! Как можно сэкономить время, если ты двадцать пять часов в сутки, как идиот, сидишь и смотришь на экран?
Паша упёрся в тупое несогласие. Но он уже давно не убегал из комнаты, не хлопал дверью, если что не так. Он просто прекращал разговор. Вот и сейчас он отошёл к окну, поглядел на небо, поглядел на дома, потом заметил, лежащую на подоконнике, тонкую книжку в мягкой обложке. Паша взял её в руки.
– Цвейг. «Звёздные часы человечества», – прочитал он вслух, не слушая Вадика. – Вот эта книжечка, кстати, о тех, кому повезло по-царски. Тут заслужить хотя бы звёздную секундочку, полсекундочки. А может быть, мы просто не понимаем и не умеем разглядеть свою удачу. У тебя были звёздные часы в жизни? – обратился он к Мите, тем самым прекращая бессмысленный спор с Вадиком.
