— Почему Мустафа тогда обратился именно к тебе?
Константин задумчиво потрепал волосы.
— Не знаю, — честно признался он. — Меня самого это удивило.
— И скажи, пожалуйста, откуда тебе все это известно?
— А вот об этом, майор, я буду говорить лично с господином директором, если он меня об этом попросит.
Боаз поднялся.
— Вы уже уходите, майор? — спросил Константин, снова подвигая к себе рисунок.
— Мне здесь душно, — сказал он и в подтверждение своих слов слегка расслабил узел галстука. — И я не испытываю никакого желания разговаривать с тобой. Подумать только: главный аналитик, человек, у которого есть доступ ко всей — ко всей! — засекреченной информации, человек, который должен являть собой идеал профессионализма и чести… — Он махнул рукой. — Пустое. Если бы я знал, какой ты сукин сын, ты бы приблизился к этому месту только через мой труп!
— Это можно было бы устроить, майор, — ответил собеседник, наклоняясь над рисунком и сосредоточенно изучая незаконченные линии.
Боаз взял со стола принесенные документы и потряс ими.
— Будь моя воля, я бы не только посадил тебя в тюрьму, но и вырвал бы тебе язык!
— Вырванный язык никогда не останавливал человека, который хочет добиться своей цели. То есть, действительно хочет. Вы понимаете, майор? На что вы готовы для того, чтобы добиться своей цели?
— Не на то, чтобы убивать.
— А как же две мусульманские семьи в арабской деревне, в той самой, где вы часто бывали во время армейской службы?
Боаз, который уже направлялся к двери, остановился и повернулся к Константину.
— Две мусульманские семьи в арабской деревне? — переспросил он. — Я не ослышался?
— Нет, вы не ослышались. Две мусульманские семьи. Женщины, мужчины, дети и старики. Старший лейтенант Толедано и несколько солдат, которые находились в его подчинении, купили в арабской деревне свежий сыр и возвращались в лагерь. До комендантского часа оставалось немногим больше двух часов. И вдруг выпрыгнувший из какого-то переулка мальчик бросил камень в одного из солдат. Попал в голову, в висок. Солдаты бежали за мальчиком до тех пор, пока он не привел их в дом, где жили две семьи. Только мальчика солдаты как следует не разглядели, а детей в доме было несколько. Когда старший лейтенант Толедано спросил, кто бросил в солдата камень, никто не ответил. Старший лейтенант Толедано спросил еще раз, но ответом снова была тишина. Отряд остался в районе дома, солдаты следили, чтобы оттуда никто не выходил. Что случилось с утра, майор?
Боаз молчал, покусывая губы.
— Они взорвали дом, — ответил он. — Вместе со всеми, кто был внутри. Потом выяснилось, что под домом был целый склад оружия, патронов и взрывчатки. Меня судили, оставили при звании, но отстранили. А через некоторое время я решил, что мне стоит разорвать контракт и покончить с армией.
— И ты решил придти сюда? Неплохой вариант для очистки совести.
— Откуда тебе известна эта история?
— Вы, кажется, собирались идти, майор? И вам было душно. Мы увидимся на трибунале. Вы не успеете соскучиться.
Глава 22
Молодой офицер, сидевший рядом с господином директором, обратился к Константину.
— Встаньте, пожалуйста.
Обвиняемый поднялся.
— Ваше полное имя, звание, личный номер?
— Константин Натанаэль Землянских, капитан, личный номер ….
— Ваша должность?
— Руководитель отдела по ведению допросов.
— На основе имеющихся у нас доказательств, военный трибунал обвиняет вас в пособничестве исламистскому террору, передаче засекреченной информации и использовании служебного положения с целью получения личной выгоды. Вам понятна суть предъявляемых обвинений?
— Так точно.
Офицер кивнул, предлагая Константину сесть, и повернулся к Боазу.
— Вы можете задавать вопросы, сэр.
Задумавшийся Боаз легко вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки и, поднявшись, оглядел немногочисленных присутствующих.
— Вы входили в число работавших с террористической группировкой «37» лиц, которой руководил Мустафа Мухаммед Хусейни, капитан. Я прав?
— Так точно.
— Вы начали заниматься этой работой еще до того, как был убит «комиссар» Ицхак Бен Шаббат. И вы проходили основным подозреваемым по делу об его убийстве. — Боаз показал господину директору тонкую папку. — Вот тут находятся материалы дела, сэр. Вы хотите на них взглянуть?
Господин директор устало покачал головой.
— Вас освободили за недостатком доказательств, капитан, хотя все говорило против вас. Вас освободили также и для того, чтобы вы продолжили работу с группировкой, потому что в этой работе вы к тому времени серьезно продвинулись. Военный трибунал решил пойти вам навстречу. Но вы доверия не оправдали. Больше двух лет вы передавали Мустафе и другим руководителям группировки важнейшие сведения, тем самым ставя под угрозу человеческие жизни, в том числе, и жизни ваших коллег. — Боаз старался сдерживать эмоции, но все же нервно передернул плечами. — Пользуясь положением руководителя аналитического отдела, положением человека с неограниченным доступом к засекреченной информации, вы регулярно делились этой информацией с врагом. Сэр, — снова обратился он к господину директору, — я считаю, что могу закончить на этом свой короткий монолог. Увы, сказать мне нечего. Разве что признать свою вину, как начальника службы безопасности. Я должен был относиться к этому вопросу более внимательно. Но я просто не мог подумать, что можно ожидать такого от капитана Землянских, человека, репутация которого всегда была безупречна. — Он опустил голову. — Я закончил, сэр. Спасибо.
Молодой офицер вертел головой, глядя попеременно то на Боаза, то на Константина, то на господина директора. Последний кивнул.
— Капитан, — сказал он, обращаясь к обвиняемому. — Вы, вне всяких сомнений, помните, как сидели в этой комнате, на этом месте, передо мной. И я это тоже помню. Я был уверен в том, что вы невиновны, что это досадная ошибка. И поэтому я с легким сердцем наложил вето на обвинительный приговор военного трибунала. Вы знаете, что этим правом председатель закрытого трибунала может воспользоваться только один раз. И я воспользовался им ради того, чтобы спасти вашу карьеру. Я всегда был о вас хорошего мнения, капитан, это вы тоже знаете. Я считал вас одним из лучших сотрудников моей организации. Вы были преданы своему делу. Если бы я принимал такие решения в одиночку, то на ваших плечах давно были бы погоны майора, а через два-три года вы бы уже стали моим заместителем. Вы находились на первом месте в списке людей, которым я мог передать свои полномочия. Майор Толедано уже говорил о том, что у вас всегда была безупречная репутация. Что до мелких просчетов и ошибок, то их делаем мы все. — Господин директор сцепил пальцы и опустил взгляд, хотя до этого он смотрел Константину в глаза. — Я до сих пор считаю, что вы не убивали «комиссара» Бен Шаббата. И мне бы хотелось верить в то, что обвинения майора Толедано ровным счетом ничего не стоят, но на моем столе лежат доказательства вашей вины. Мне неприятно говорить это, капитан, но при всем моем уважении к вам я должен принять решение. Полагаю, вы уже знаете, каким оно будет.
