— Ты думаешь, что у меня есть силы ужинать? — спросил Константин после паузы, даже не поворачивая к ней голову. — Я голоден, как волк, но сил для того, чтобы спуститься, у меня не осталось. Может быть, мы поужинаем в постели?
— Мы должны спуститься, иначе мы не выйдем из спальни до утра.
Она поднялась, потянулась всем телом, сладко вздохнула и снова вернулась под одеяло.
— Так хорошо, что мы съездили в Тайное Место.
— Только у меня затекает шея, когда я занимаюсь любовью в машине.
— Значит, надо выдумать новую позу, — нравоучительно изрекла Марика и, сделав глоток из стоявшего на ковре бокала с вином, взяла сигареты. — Я хочу погулять вечером. Знаешь, чего я хочу? Побывать во всех местах, где мы с тобой бывали раньше. Хочется погулять с тобой.
Константин сел, тоже потянулся и наклонил голову, расслабляя шею.
— Я повторял это уже десять раз, но хочу повторить еще раз. Я счастлив. Очень счастлив.
— И я. — Она помолчала. — Это такое глупое, теплое счастье. Такое, будто я бродила в темном лабиринте, а теперь вышла на свет и радуюсь этому свету. Так, словно у меня нет никаких проблем. — Ее голос дрогнул, она прижала ладонь к губам. — Ты ведь тоже это чувствуешь, правда?
Он обнял ее, и она прилегла, положив голову на подушку.
— Конечно. Только не надо плакать. Я рядом.
— И еще у нас есть Тайное Место. — Марика улыбнулась и посмотрела на него. — Я не плачу. Просто мне хорошо, вот и все.
— Знаю, последние пару часов ты до завидного часто повторяла это и на венгерском, и на польском.
Марика толкнула его в бок. Пепел с сигареты упал на покрывало, и она поспешно стряхнула его.
— Не смейся надо мной!
— Как ты там говоришь?
Константин попытался воспроизвести сказанные ей фразы. Марика несколько секунд слушала его, а потом расхохоталась.
— Да, я почти так и говорила.
— Я бы хотел выучить венгерский. Почему ты никогда не предлагала мне его выучить?
— Потому что я не хочу, чтобы ты понимал, как я тебя ругаю и что я говорю, когда очень злюсь.
— А польский?
— Тем более!
Марика взяла пепельницу и потушила недокуренную сигарету.
— И все же мне бы хотелось выучить венгерский. Он действительно так сложен, как говорят?
Она неопределенно покачала головой.
— Во всяком случае, ты точно справишься. А что мы будем делать после ужина?
— Ты ведь хотела погулять?
Марика задумалась.
— А давай почитаем? — предложила она. — Погулять можно позже, ночью.
— Значит, мы вернемся в постель и будем читать. Хорошо. Апдайк? Фаулз? Миллер? Маркиз де Сад? Последнего можно почитать на два голоса.
— Только давай договоримся, что ты будешь читать с выражением. И будешь говорить особо проникновенным голосом, когда дело дойдет до эротических сцен.
Константин рассмеялся и поднялся. Марика тоже встала и взяла со стула легкий халат.
— Хорошо, я буду говорить особо проникновенным голосом, когда дело дойдет до эротических сцен. Но только не увиливать. Решили?
— Решили, — согласилась она.
— Посмотрим, как ты будешь читать де Сада вслух и не краснеть.
Марика взяла его руку и, на несколько секунд обхватив губами пальцы, отпустила.
— Почему я должна краснеть? — спросила она. — Краснеть меня заставляешь только ты.
— Еще немного — и Берте придется ужинать в одиночестве.
— Ну, этот ужин… — В ее голосе появились нотки сожаления, и она прижалась к нему. — Теперь мне не хочется никуда спускаться…
— А ведь я предлагал поужинать в постели. Не ты ли говорила, что обязательно нужно идти вниз?
Константин тронул ее волосы, и успевшая распуститься коса растрепалась окончательно.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— И я. Только ответь мне на один простой вопрос — ты вообще знаешь слово «хватит»?
— Какой глупый вопрос! Конечно, нет!
— Почему-то это меня не удивляет. — Марика прикрыла глаза, нашла его губы. — Пойдем, хорошо? Мне неудобно перед Бертой. Она, конечно, уже накрыла на стол и ждет нас.
Он с неохотой отстранился, подошел к шкафу, открыл его и принялся изучать содержимое. Марика, на щеках которой уже появился румянец наслаждения, обреченно вздохнула.
— Я ненадолго в душ, хорошо? — сказала она. — Но у меня есть один вопрос, последний. Ты, конечно, можешь не отвечать на него, это твое право. Скажи, ты… целовал ей ноги?
Константин повернулся к ней.
— Нет, — ответил он коротко.
— Почему?
— Потому что у мужчины может быть сотня жен, миллион любовниц, целая толпа любимых женщин. Но у него только одна госпожа.
Конец
2008–2009
Израиль
