– Это ты, наверное, знаешь лучше меня, правда?
Молчание.
– Слушай, Эм, у меня есть чувство, что тызвонишь, чтоб уволить меня. Все в порядке, я же знаю, что ты не по своей воле.В общем, дело обстоит так: она велела тебе избавиться от меня, верно? – На душеу меня было так легко, как не было уже очень давно. Однако я поймала себя натом, что затаила дыхание: а вдруг свершилось чудо и – на счастье или на беду –Миранда не оскорбилась тем, что ее послали к черту, а зауважала меня за это?
– Да. Она поручила мне сказать, что в твоихуслугах больше не нуждается и хочет, чтобы ты выехала из «Ритца» до того, какона вернется с дефиле.
В ее голосе не было злорадства, скорее в немдаже звучало сожаление. Может, она думала о тех часах, днях и неделях, которыеей теперь придется потратить, чтобы выдрессировать новую помощницу, но мнепоказалось, что все не так просто.
– Ты ведь будешь скучать по мне, Эм? Ну давай,скажи, не стесняйся, это будет наш секрет. Я никому не скажу. Ты ведь нехочешь, чтобы я уходила, правда?
И – вот ведь чудо! – она снова засмеялась.
– Ну что ты ей сказала? Она без конца твердилачто-то про грубость и про то, что порядочные женщины так себя не ведут, нобольше я от нее ничего не добилась.
– Может, это потому, что я послала ее к черту.
– Не может быть!
– Ты же только что уволила меня. Я не вру.
– Боже мой!
– Да, и знаешь, чувствовала я себя при этомпросто великолепно! Ну вот, меня уволила самая влиятельная женщина виздательском бизнесе. Я не могу пополнить свою кредитную карточку, а денег уменя кот наплакал, да и перспективы журналистской работы у меня весьма мрачные.Может, стоит податься к ее конкурентам? Они были бы не прочь нанять меня, ведьправда?
– Ну конечно. Свяжись с Анной Винтур, они сМирандой никогда друг друга не любили.
– Хм. Надо подумать. Слушай, Эм, мы друг надруга не в обиде…
Мы обе прекрасно знали, что у нас нет ничегообщего, кроме воспоминаний о Миранде Пристли, но раз уж мы так мило беседовали,я решила пойти немного дальше.
– Ну да, конечно, – солгала она смущенно; онавполне отдавала себе отчет, что отныне я персона незначительная и дляприличного общества потерянная. Вряд ли она вообще когда-нибудь вспомнит онашем знакомстве, но это чепуха, это понятно. Может, лет через десять, когдаона будет сидеть в первом ряду на дефиле Марка Джекобса, а я все еще будуодеваться на распродажах и ужинать в «Бенихане», мы посмеемся над тем, чтослучилось. Но вряд ли.
– Очень приятно с тобой болтать, но я как разпытаюсь решить одну задачку. Не знаю, что мне теперь делать, как побыстрейдобраться до дома. Как думаешь, мой обратный билет все еще действителен? Онаведь не может просто взять и бросить меня в чужой стране?
– Вообще-то ее можно было бы понять, Андреа, –ответила Эмили. Ага! Это мне напоследок, чтобы не слишком обольщалась: ничегоне меняется. – В конце концов, ты просто вынудила ее тебя уволить. Но она немстительная. Пришли мне чек, я его как-нибудь пристрою.
– Спасибо, Эм. Век не забуду.
– Удачи, Андреа. Надеюсь, твоя подругапоправится.
– И тебе тоже удачи. Из тебя когда-нибудьвыйдет классный редактор.
– Ты правда так думаешь? – Судя по голосу, онапрямо расцвела. Уж не знаю, почему мое мнение – мнение жалкой неудачницы –имело для нее какое-то значение, но голос у нее был очень довольный.
– Еще бы, даже не сомневаюсь.
Мы распрощались, и тут же позвонил Кристиан.Не стоило удивляться тому, что он уже обо всем осведомлен, – хоть это и былоневероятно. От того удовольствия, с каким он смаковал детали происшедшего, отобещаний и приглашений, которые он обрушил на мою бедную голову, меня сновазатошнило. Стараясь сохранять спокойствие, я ответила, что у меня сейчас многодел, что звонить мне пока не надо, что я сама с ним свяжусь, когда захочу иесли захочу.
В отеле еще ни о чем не знали. Мсье Рено икомпания превзошли самих себя, когда услышали, что неотложные обстоятельстватребуют моего возвращения в Америку. В полчаса мне заказали билет на ближайшийрейс, собрали мои вещи и усадили в лимузин, оснащенный баром, достойным Шарляде Голля. Водитель попался разговорчивый, но я не поддержала беседу – я вкушалапоследние крохи моих привилегий, огромных привилегий низкооплачиваемойсекретарши. Я налила бокал чудесного сухого шампанского и сделала большойленивый глоток. Мне понадобилось десять с половиной месяцев, сорок четыре недели,четыре тысячи пятьсот девяносто часов работы, чтобы понять – раз и навсегда, –что Миранда Пристли не моя героиня.
На выходе с таможенного досмотра меня встречалуже не водитель в униформе и с табличкой, а до крайности довольный папа. Мыобнялись, и его очень поразили мои обтягивающие джинсы от Дольче и Габбаны,туфли на шпильках и прозрачная блузка (в списке они значились в разделе«Разное», подразделе «Дорога из аэропорта (в аэропорт)», и ничего болееподходящего для самолета в моем багаже просто не было предусмотрено), – таквот, оправившись от шока, он сообщил мне хорошие новости: Лили вышла из комы.Мы поехали прямо в больницу, и Лили даже нашла в себе силы поёрничать насчетмоего внешнего вида.
У нее, конечно, были неприятности с законом:чего уж там, она и вправду села за руль пьяная, превысила скорость, выехала навстречную и т.д. и т.п. Но поскольку никто, кроме нее, особо не пострадал, судвыказал всю возможную снисходительность, и, хотя она навеки попала в списокводителей, пойманных в нетрезвом состоянии, приговорили ее всего лишь кпринудительному лечению от алкоголизма и месяцу общественных работ. Мы это необсуждали – она все еще не хотела признавать, что без лечения ей не обойтись, –я просто отвезла ее в Ист-Виллидж, и, выйдя после консультации, она признала,что «слюней и соплей» было не так уж много. «Скукотища!» – так сказала она, но,когда я подняла брови и окинула ее уничтожающим взглядом, которому научилась уЭмили, она поспешила сообщить, что там было несколько вполне приличных парней ибудет не так уж плохо, если она для разнообразия найдет себе кого-нибудьнепьющего.
Вот и ладно. Мои родители убедили ее прийти сповинной к декану; она страшно этого боялась, но все же решиласьпродемонстрировать добрую волю. Декан со своей стороны не только не отчислилЛили за исчезновение в середине семестра, но даже согласился ходатайствоватьперед бухгалтерией, чтобы деньги, которые она внесла за осень, были засчитаныкак плата за следующую весну.