консьержка.
– Мне знакома ваша фамилия…
– Ничего удивительного, – произнесла она на чистейшем русском языке. – Когда-то весь Деречин принадлежал нашему родоначальнику князю Ивану Андреевичу Полубинскому.
Лось угодил в слабое место хозяйки – родословную тему, и теперь был обречен на историческую лекцию. Суть ее сводилась к следующему:
В литовской раде в 1549–1551 годах князь Иван Андреевич Полубинский занимал высокое место среди маршалков. По просьбе виленского воеводы Николая Радзивилла-Черного он возглавил Новогрудское воеводство… Связь с Радзивиллами князь поддерживал до конца жизни. Умирая, он назначил Николая Радзивилла-Черного главным опекуном своих детей и жены.
Жена Полубинского принесла ему в приданое Деречинскую усадьбу. В 1528 году он выставил на воинский смотр от своих владений десять конных воинов, всего же он содержал уже около восьмисот собственных бойцов. В 1547 году Полубинский получил от короля «привилей» на усадьбу Букштово, находящуюся в центре Деречинских владений.
Князь Иван Андреевич Полубинский скончался 20 мая 1556 года. Похоронен здесь же, в Деречине, в православной церкви Святого Спаса.
– Стоп, стоп! – Лось попытался остановить этот поток исторических сведений. Он и не подозревал, сколь глубоки корни этого «захолустья» и как дорожит всем этим чопорная монахиня. Он давно уже вспомнил, почему ему знакома фамилия «Полубинский». Коллега Бельченко давал ему фотографию молодого террориста, который находился у него в разработке.
– Все очень любопытно! Очень! А не знаком ли вам такой господин – Стефан Полубинский?
– Штефан? Не вем, – снова перешла на польский консьержка.
В это же замечательное утро полковник Хватов обнаружил в клебании не сданный по случаю войны радиоприемник «Россини». Тут же подсел к нему, повертел верньер настройки. В эфире гремели бравурные немецкие военные марши. Москва не прослушивалась. Только Берлин, Кенигсберг, Мюнхен… Но ему удалось поймать Лондон. Радиостанция БиБиСи сообщила, что немецкие войска вошли в Минск. Показалось – ослышался. Но новость повторили еще и еще… Хватов тут же доложил Голубцову.
– Откуда информация?
– Из Лондона.
– Дожили,…лять, от англичан узнаем, что у нас тут под носом происходит! Если бы это сообщили немцы, не поверил бы – военная пропаганда. Но англичанам смысла так нагло врать нет… Неужели, правда?
Он доложил маршалу Кулику и Болдину, оба озадачились. Как такое могло случиться? Может, Павлов, сам сдал город и перешел к немцам? Ничем другим это невозможно было объяснить.
– Нет, Павлов, конечно, ничего не сдавал, – сказал Болдин. – Но мы с ним давно обсуждали одну проблему и даже докладывали в Москву… Уверен, немцы, наверняка, пришли с севера, с литовской границы. А границу прикрывал 29-й стрелковый корпус, сформированный на основе бывшей литовской армии… Мы оба считали, что этот корпус небоеспособен, литовцы не станут воевать за нас и откроют фронт при первой же возможности. Ничем другим падение Минска объяснить не могу!
– Спорить с вами не буду. Надо думать о насущном, – заключил Кулик, наливая третью чашку чая.
Теперь менялись все планы. Минск взят, значит, надо идти в обход уже не только Барановичей или Слонима, но и в обход Минска. А куда?
– Отстается одно направление – Могилев, – вздохнул Болдин.
Развернули карту.
Голубцов понял одно: надо похоронить все мысли о каких-либо войсковых операциях. Главная задача – выход к своим. Не угодить в плен вместе с маршалом Куликом и генералом Карбышевым. Ах, какой бы хай поднял Геббельс, если бы в его руках на шестой день войны оказался сам замнаркома РККА!
План выработался без особых прений: пересечь шоссе Барановичи – Минск, и уходить в сторону Могилева. Там еще должны быть наши.
А к Деречину, прослышав что в местечке расположилось высокое начальство, уже стягивались разрозненные части 10-й армии. Все хотели ясности и точных распоряжений. К генерал-майору Ляпину подошел майор-артиллерист и четко представился:
– Командир 8-го артиллерийского полка 368-й дивизии.
– Где ваш полк, сколько людей? – уточнял Ляпин.
– Мы стоим в шестистах метрах отсюда. В наличии триста штыков.
– А орудий сколько?
– Ни одного.
– Почему же вы их бросили?
– Не было чем тянуть орудия, авиация противника выбила все тягачи.
– На чем же вы доставили сюда людей?
– Люди доставлены сюда на машинах, в целости осталось не более 20 автомобилей.
– Так почему же вы к этим машинам не прицепили хотя бы полтора десятка орудий? Вы что, спасали свою шкуру и бросили орудия?…
Объяснения командира полка вызвали невыносимую горечь и обиду. Ляпин объявил майору:
– Я вас расстреляю!
Майор побледнел. В отличие от командира зенитного дивизиона он хотел жить.
– Я вас расстреляю перед строем!
И тут, как гром с небес, раздался голос маршала. Кулик шел, слегка покачиваясь, прямо на генерала Ляпина:
– Хватит! Хватит нам лить кровь, ее и так уже пролилось немало. Дошли до того, что сами себя стрелять начали. Немцев надо стрелять. Иди, майор! Если пушки не сберег, так хоть людей сбереги. И запомни, сказал тебе это начальник главного артиллерийского управления маршал Кулик.
И все-таки была слабая надежда, что вдоль Щары наши войска встали в оборону. Для прояснения ситуации послали на Щару разведку. Река протекала всего в восьми километрах восточнее Деречина, а потому разведка вернулась быстро – всего через четыре часа. Увы, ничем обрадовать она не смогла: никаких войск Красной Армии на восточном берегу Щары не обнаружено. Доложили, что переправа через Щару, родную сестру Зельвянки, возможна только возле деревни Трохимовичи. Теперь это чисто белорусское название зазвучало на устах у всех столь же обнадеживающе, как раньше Волковыск, Зельва или Деречин. Но для начала надо было выехать из Деречина. Немцы, узнав, где штаб 10-й, тут же вызвали авиацию, и самолеты буквально блокировала местечко с воздуха, не подпуская и не выпуская из него ни одну машину. Костел служил хорошим ориентиром, но ни одна бомба ни в него, ни в клебанию не попала. Штабисты укрывались в подвалах храма, среди мраморных гробов
