Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Возможно, — кивнул скальд. — Потом эту кашу процеживаешь, кладешь соль, корешки и вот этих красавиц, — босая нога викинга упёрлась в сетку, набитую крупной выпотрошенной треской, — И луковицу.

— Можно ещё чёрного перчика и пару картофелин, — добавил Скаидрис, но сразу же поправился, — Извини я забыл, что ты не в курсах про картоху, Америку ведь ещё не открыли.

— Чё, бля? — презрительно приподнял брови Хельги, — Да я в пятнадцать лет уже добыл свой первый скальп. Тот скрелинг был высокий и здоровый. И вот такая бородища, — Хельги похлопал себя по груди, обозначая размер.

— Не пизди, — добродушно пожурил его Скаидрис, — У скрелингов не растёт бороды.

Смущённый скальд слегка покраснел и некоторое время они гребли молча.

Мутное солнце встало над полосой воды на востоке, придав низкому небу светло-серые свинцовые оттенки. Ветер усиливался, гоняя по тревожным небесам рвань тёмных, набухших дождём облаков.

Шлюпка ткнулась носом в заросли усохшего тростника, где вскоре и нашёлся оранжевый поплавок сети. Когда Скаидрис попытался подцепить его веслом, где-то на берегу сухо треснул винтовочный выстрел, и гребная лопасть разлетелась в мелкую щепу.

Бойцы Волчьего Сквада повалились на дно лодки, прямо на скользкие сети, доверху набитые рыбой. С берега выстрелили ещё раз. И ещё. И ещё.

Скаидрис, извиваясь, словно один из угрей в их сетях, выпростался из-под скальда, сеток и рыбы. Схватив свою винтовку, он дал в сторону берега длинную очередь. Одиночные выстрелы затихли, и вскоре заросли тростника на берегу загрохотали ответными злющими очередями.

Пули пробили стену лодки на расстоянии двух пальцев от тел бойцов, валяющихся на дне, в грязной воде, среди дохлых рыбёшек.

— Прыгаем, — криво оскалился Хельги, — На счёт три.

Пуля разнесла борт над его левым плечом, пропорола холщовую ткань и кожу под ней. Хельги поморщился.

— Раз, два, — скальд потянулся к краю шлюпки.

— Погоди, — хмуро пробормотал лив, и, выстрелив пару раз в заросли, мрачно пробормотал:

— Я плавать не умею.

Хельги прищурился, вытащил из ножен меч, и сказал:

— Сейчас стреляешь. Стреляешь десять ударов сердца. Потом не стреляешь. Понял?

Скаидрис кивнул.

— Понял, прикрою.

Высунув ствол за борт, он дал вслепую ещё одну длинную очередь. Хельги скользнул в воду, будто змея — ловко и бесшумно. Скаидрис проворно сменил магазин, и, пока считал до десяти, винтовочные очереди срезали заросли сухого тростника, будто мотокоса. Интуитивно он направил огонь именно в ту, правильную сторону, и, похоже, накрыл противника. Во всяком случае, кого то из них. Уроды, прячущиеся в камышах стрелять стали реже.

Пять, шесть... Дуло калаша изрыгало пламя.

Увлёкшись, паренёк привстал на одно колено.

Семь, восемь...

Ответная очередь хлестнула по тощей груди. Скаидрис, прижав к рассечённой пулями кенгурухе свою винтовку, повалился на спину, на дно шлюпки, где и барахтался некоторое время, с посиневшим лицом, тщетно пытаясь вдохнуть. Когда он простился с жизнью и приготовился умереть, его лёгкие всё же впустили внутрь себя немного воздуха. Лив лежал на спине, хрипя открытым ртом и слушал пронзительные вопли, раздающиеся со стороны камышей.

Там кого-то резали или насиловали.

Скаидрис наморщился как старый гриб, положил винтовку в лужу, и, опершись рукой о борт шлюпки, с трудом принял сидячее положение. Он стащил через голову кенгуруху от «Cult of Fire», свою многострадальную, верную боевую спутницу, с оторванным рукавом и изображённым на груди простреленным портретом полуразложившегося Бедржиха Сме́таны. Очень бережно затоптал одёжку под скамейку. Проверил кевларовые щитки, плотно прилегающие к телу.

Дырки три-четыре. Повезло. Пара рёбер наверняка сломана, но это уже мелочи.

«Спасибо, сержант. Твой совет "никогда не снимать бронежилет" — работает. Интересно, почему же ты сам всегда гол по пояс».

Снова схватил автомат и направил ствол в сторону берега.

— Хельги, — попытался крикнуть он, но смог издать лишь глухое шипение.

На берегу наступила тишина, как и полагается заброшенному морскому берегу.

На раскрошенный пулями борт шлюпки легли две бледные руки, перевитые стеблями зелёных водорослей, и Скаидрис инстинктивно приготовился въебать прикладом по харе, что, по всем правилам мироздания, должна нарисоваться следующей, но остановился, очарованный мокрой башкой чудовища, что скалилось, сжимая в зубах лезвие длинного, закруглённого на конце меча.

Скальд перегнулся через борт и повалился на дно лодки. Из дырки в его могучем бицепсе текла кровь.

— Блядь, — Скаидрис с ненавистью посмотрел на викинга и, вытащив из-под скамьи свою драгоценность, решительно рванул уцелевший рукав.

Он схватил кусок материи и жёстко перетянул предплечье юноши.

Бледный лицом Хельги улыбался своей фирменной, волчьей улыбкой.

— Поплыли к берегу, — отплёвываясь водой и кусочками бурой тины, заявил викинг, — Заберём огненные трубки.

— Пушки, — поправил его Скаидрис.

— Пушки, — послушно повторил Хельги и волчий оскал стал ещё шире: ему понравилось слово.

— Ты всех положил? Никто из клоунов не съебал за подмогой?

Скаидрис немного подождал ответа и попробовал ещё раз:

— Ты всех грохнул?

— Ага, грохнул, — радостно закивал викинг.

Ему понравилось и это слово.

Они сели на одну скамью, и каждый взялся за одно весло, грести парой пацаны были не в состоянии.

С трудом ворочая обломанной пулями деревяшкой, Хельги вопросительно глянул на дырки в бронежилете лива. Из-под нижнего края на рваные джинсы юноши обильно стекала кровь, окрашивая в багровый оттенок всю область бикини. Скаидрис перехватил взгляд викинга и моментально подсел на измену. Бросив весло, рванул застёжки и отбросил в сторону армор, спасший ему жизнь. Он удивлённо потрогал круглое отверстие чуть пониже пупка. Оттуда полилось ещё сильнее.

— Извини, бро, — сказал лив Бедржиху Сме́тане, что невозмутимо пырился на юношу мёртвыми глазами и рванул шиворот своей любимой одёжки.

Оторвав длинную полосу ткани, он наложил на брюхо подобие перевязки, а потом снова взялся за рукоятку весла. Шлюпка достигла зарослей и сухие стебли тростника сомкнулись за её кормой.

* * *

Её наконец-то перевернули вверх головой и опустили на пол. Малышка Сигни оценила обстановку, и быстро, как мангуст, атакующий королевскую кобру, бросилась под стол, но длинная, роскошная, грязная, жутко расцарапанная нога соскользнула с этого самого стола и преградила ей путь. Девочка повисла на этой невозможной гаче, подобно мотоциклисту, повстречавшему на своём пути внезапный шлагбаум.

Нога взмыла в воздух, Сигни пискнула, и, чтобы избежать полёта на потолок, вцепилась в стальные шипы голенища.

— Плохо, не то,