бы хорош в тесноте боя на корабле, но никак не в поединке междцу близкими родичами на условии первой крови.
Бьёрн такого не ожидал, но все же успел отклонить голову, и кончик меча не попал ему в глаз, а располосовал скулу и висок. Мгновенно хлынула кровь, заливая левый глаз, и уже было не видно, попал ли Альрек, куда хотел. Наполовину слепой, не понимая в горячке, сохранил ли глаз, Бьёрн сделал единственное, что ему оставалось: нанес хлесткий удар снизу вверх. Ощутив, что попал в мягкое, он проскочил вперед еще на пару шагов и развернулся снова в боевую стойку.
Вся левая сторона его лица была залита кровь, левый глаз ослеп. Но правым глазом он видел, что Альрек скорчился на земле: разбросав в стороны меч и щит, пытается обеими руками зажать рану на внутренней стороне правого бедра.
Бьёрн похолодел: он знал, что означает рана в это место. Под Альреком на земле быстро расползалась лужа крови…
* * *
Поединок был окончен – крови для этого было достаточно. Ее было чрезмерно много. Очень, очень много. Снефрид смотрела, как растекается кровавая лужа вокруг лежащего Альрека; как бежит к нему Эйрик, падает на колени, рвет с себя пояс, пытаясь наложить жгут, как потом опускает руки… Он тоже знал по опыту, что с такой раной человек живет еще несколько ударов сердца, и все.
Бьёрн немного попятился, опуская оружие. К нему подбежали его люди, взяли меч и щит, сняли шлем, стали смывать с лица кровь, поливая из кувшина. Пока он умывался, у него дрожали руки; потом он выпрямился, моргая – оба глаза были целы, но из рассеченного виска продолжала сочиться кровь, расплываясь на мокрой коже, в мокрой бороде… Кольчуга на его плече и груди тоже была в крови, и странным казалось, что он стоит на ногах.
Бьёрн не мог видеть Альрека – так плотно над телом сгрудились хирдманы. Где-то в самой их гуще стоял на коленях Эйрик. «Все… все… бесполезно… все… да примет тебя Один», – долетало оттуда, произносимое потрясенными голосами.
Медленно, по одному, люди стали отходить. Только Эйрик еще стоял на коленях возле тела, уложенного ровно, с закрытыми глазами. Пояс Эйрика, заляпанный кровью, лежал перед ним на земле. Кровь из раны больше не шла, но в крови было все – одежда и руки обоих братьев, земля вокруг. Даже на площадке виднелись кровавые следы – кто-то из хирдманов в давке наступил в эту лужу.
– Глядь! – вдруг отчетливо сказал голос возле Снефрид.
Она оглянулась на Бранда, Эйрикова телохранителя – он напряженно смотрел куда-то. И не на участников поединка – живого и мертвого, – а на своего господина.
– Парни! – предостерегающе выдохнул Эйлив.
Снефрид глянула на Эйрика и испугалась по-настоящему. У нее на глазах его ноздри дрогнули, ловя запах крови – а для него этот запах был все равно что рев боевого рога, знак того, что в душу стучится божество боевого безумия. Он глубоко вдохнул, широкая грудь его приподнялась. Лицо закаменело, в темно-серых глазах исчезло всякое выражение. По телу пробежала видимая глазу со стороны дрожь. Снефрид сама почувствовала, как в нем поднимается жгучая волна, будто наблюдала, как разом вскипает нагретая вода в котле, когда пламя под ним вдруг полыхнет сильно. Вот сейчас лицо исказится и станет свирепой маской, ярость хлынет наружу, как буря… Телохранители знали эти признаки, но не понимали, что им делать – не соваться под руку или повиснуть у вождя на плечах, пока он не натворил бед.
А они ведь не знали, что из этого приступа ярости сам господин их не сможет выйти живым.
Что-то ощутимо толкнуло Снефрид – требовательно, даже с упреком. Опомнившись, она вытянула из рукава кусок белой нити – остаток ее утренней работы – и стала проворно вязать на нем узлы. Теперь ей стало ясно, зачем спе-диса велела ей обмотать грудь Эйрика нитью сегодня утром. Сражаться он не собирался, но диса знала, что его ждет свое испытание.
И Эйрик вдруг ощутил, что растущая волна в крови улеглась. Тонкая белая нить, в девять витков обвивавшая его грудь под рубахой, приобрела крепость и тяжесть железных оков. «Девять дев плели оковы, девять дев связали ярость… – зашептал у него в голове голос Снефрид. – Цепью скован грозный Фенрир, прочной сетью Волк опутан…»
Он пошевелил плечами и обнаружил, что ему трудно даже двинуться. Тело налито тяжестью, на душе как будто лежит каменная плита, не пропуская никаких чувств и почти никаких мыслей. Ни ярости, ни злобы, ни даже горя. Он видел распростертое на земле тело своего брата – последнего из двоих, что у него оставался, – видел его кровь, видел застывшего в ужасе убийцу – тоже своего брата… Но все это он видел как будто издалека – между ним и этим зрелищем простирались моря, небеса и столетия.
– Я не хотел этого… – пробормотал Бьёрн. – Клянусь Ингве-Фрё… Он первый… пытался меня убить. Вы же видели.
Никто ему не отвечал, и в этом молчании было согласие.
Бьёрн сглотнул и попытался взять себя в руки. Ему казалось, он падает – летит и летит в какую-то пропасть и никак не может достичь дна, – но через гул в голове пробивалось воспоминание, зачем все это было сделано.
– Эйрик! – Глубоко вдохнув, Бьёрн шагнул навстречу старшему двоюродному брату, как Тюр навстречу Фенриру Волку.
Никогда еще Эйрик не был так похож на Тора, исполненного грозовой ярости, но скованного сильным заклятьем. Его лицо потемнело, в темно-серых, как туча, глазах посверкивали молнии, светло-рыжие волосы, распущенные по плечам и лежащие на груди, колыхались от легкого ветра, как пламя погребального костра. Кулаки сжались так, что вздулись вены. Скованная сила искала выход, но пока не находила.
– Эйрик! Видит Один, я не хотел его смерти. Но если Одину было угодно так разрешить наш спор… Он все же отдал победу мне. Исполнишь ли ты твое слово? Ты отдаешь мне Ингвёр?
Ингвёр… Сквозь туман в голове Эйрика пробилось это имя, но не образ. И вместе с тем стало ясно, как надлежит поступить. Это знание пришло в готовом виде, словно бы ниоткуда, но Эйрик знал, кто вложил в душу это решение.
– Неверно! – заговорили в толпе хирдманов. – Бьёрн первым пролил свою кровь! Альрек первым нанес рану! Он выиграл, хоть и погиб!
– Сначала выиграл, только потом погиб!
– Он пролил эту кровь подлым ударом, это не считается! – отважно возражали шестеро хускарлов Бьёрна, стоя вокруг своего господина и прикрывая его
