страны сам не проболтается насчет ружей огненного боя… Ему тоже сей послух невыгоден — тогда англы, голландцы, да те же русские бить китайцев станут всех подряд. Бить смертно, без разбора… Нунций осторожно выдохнул воздух… Ему еще предстояло подвигнуть Императора Поднебесной на очень щекотливое дело — переписать историю поднебесной империи… Папа Римский, наместник бога на земле, велел сотворить сей подвиг немешкотно. Ружьи — ружьями, а Святому престолу, дабы легитимизировать свое право на бежественную власть, пришлось подложно удревлять историю страны Грекии, страны Италики, да и всей Ромейской империи. Бумаг, свитков и книг из — за сего ретишмента пожжено немеряно и тайно… Ничего не сделаешь — надобно, вельми надобно доказать, будто и Грекия и та же Италика существовали задолго до казненного на древе Сына Богоматери. И не свинопасами были греки и латины, а учеными людьми, искусными во всех инженериях, в письме, в военном деле… Оприч соседних народов, кои вот теперь и должны глядеться, как рабы и свинопасы греков да латинян… Ловко исполнено!
Папский нунций споткнулся о неприметный порог очередной беседки, которую проходил в свите Императора. Споткнулся и тотчас вжал голову в плечи… Ничего… Забыли, видимо, китайцы про зло спотыкания о порог. Не наказывают сего проступка отрубанием головы…
Скоты, ей-Богу! И этим скотам — сочинять как бы ихнюю историю? Да еще аж от Сотворения мира! Смешно… Смешно… Но много и пользительного в этой планте блюстителя папского престола. Есть еще в Европах ученые Людины, что могут поднять на смех фантазею о древних как бы народах свинопасов да пастухов — греках да ромеях… Поднимут смех, а тут им в морду — бумага. Мол, вот доказательство вам, смехотворны, — Китай тоже имел и науку и письмо… и бумагу изобрел даже раньше вас, европейцы! И порох… и… чего там надобно еще за китайцев, собирателей и поедателей крыс и змей, произвести, а?
Додумать папский нунций программу сочинения истории страны Син не доспел — свита вышла во внутренний двор императорской резиденции. Служка нунция успел приготовить к стрельбе два старых, не видом — устройством — фитильных ружья.
Ружья торчали стволами в небо, но рослые охранники Императора тотчас прикрыли владыку Поднебесной своими телами.
Нунций кивнул своему служке. Тот быстро подпалил кресалом фитиль, зажатый в собачке курка. Нажал на курок. Фитиль достал до пороха на полке, и сбоку ружья пыхнуло. Потом громыхнул выстрел. Пуля бесполезно ушла в синеву неба.
Император сузил губы и бешено посмотрел на нунция. Тот понял, но пожал плечами. Тогда Император грозно проревел в сторону охраны. Двое рослых китайцев приволокли на аллею среди цветов старика. Поставили там, в десяти шагах от Императора, и убежали в стороны. За кусты.
— Покажи, как ружье забирает жизнь, — потребовал толмач от нунция.
Нунций Валентиций почуял в голове кружение. Вот уж этого нельзя
делать его руками… Бог провел его, нунция, к великому сану не для того, чтобы его позорно потерять. Император грозно глядел на нунция. Ноздри его широкого носа раздувались.
— Стреляй ты, — чуть повернувшись к своему служке, приказал нунций, — стреляй, я отмолю грех…
Служка покорно навел ствол ружья на старика, притащенного охраной Императора. Спустил курок.
Старика подбросило в воздухе, с его ног слетели тапочки, кровь окрасила кусты с белыми цветами. Он упал на камни вымощенной аллеи кулем — переломленный пополам.
Император медленно прошествовал к убиенному. Потрогал тело длинной, золотом инкрустированной тростью. Выпрямился, повернул лицо к толмачу. Проговорил несколько кратких слов. Тот сухо пересказал отрывистый лай Императора:
— Прошу, посланник моего младшего брата, пойдем в прохлады моего дворца. Там ты напишешь — когда и сколько ружей мне привезут… И что для этого мне надобно сделать с проклятыми урусами, без спроса посетившими мои земли…
***
Вечером нунций Валентиций, выехав в своей повозке за ворота города Байдзын, задышал легко. За ним на лошадях следовало десять человек из личной гвардии Императора. За конниками шли пешим ходом четыреста арбалетчиков из армии Императора. Два года назад английские купцы доставили в Китай, по просьбе католической миссии в Пекине тысячу толедских арбалетов, стреляющих калеными железными стрелами. А с ними и человека — ветерана Столетней войны, умеющего учить арбалетному бою.
Китайцы против арбалетов не спорили — арбалетный бой у них был от Чингисхана, посему иностранного учителя пропустили через притоны нижнего города, где его, пьяного, кто-то зарезал. Китайской армии учитель — не в честь, а вот арбалеты стоили его смерти. Толедская сталь десятикратно прочнее китайской стали, которая давала натяжение тетивы на убой только в двести шагов. Толедские же арбалеты били прицельно и точно на четыреста, а при особом воине крепкой кости, — даже на шестьсот шагов…
Нунций вздохнул, огляделся в повозке и сам стал натягивать толстые шерстяные носки на дряблые ноги. Своего служку он оставил во дворце Императора Поднебесной — требовалось свершить обычай этой варварской страны…
***
Услав человека в красном халате, ну-ни-цы, сразу после подписания бумаг об оружии огненного боя, на северную границу с отрядом арбалетчиков, Император, самолично правя парой лошадей, в легкой повозке проехал по Запретному городу к тайной казарме, где утром стреляли из ружья. Там он призвал к себе служку того смешного красного человека, оставленного в казарме обучать императорских гвардейцев огненному бою. Снова на мощеную площадку перед казармой вынесли два ружья.
Теперь служка красного человека стоял рядом с Императором, а рослые китайцы чистили шомполами стволы ружей, сыпали туда поpox, забивали пыжи, толкали круглые пули, снова забивали пыжи… Император, скосив узкие глаза, заметил, как у служки красного человека опустились уголки губ, когда один из китайцев просыпал порох из мерной медянки мимо дула…
Император рявкнул. Толмач промолчал. Просыпавший порох покорно пошел по аллее, через десять шагов остановился. Опустил голову…
— Мимо стреляй, — быстро шепнул толмач служке, подсунувшись на миг к его уху.
Император жестом предложил служке красного человека выстрелить в провинившегося. Служка охотно подчинился. Подняв тяжелое ружье, он навел ствол на ладонь выше головы стоящего на аллее… Выстрелил. Пуля, было слышно, прошла листвой и ударилась в дерево, скрытое кустарниками.
Император покачал головой. Поманил к себе едва не убитого охранника. Тот подполз к владыке Поднебесной на коленях. Император тронул его за плечо, велел подняться. А служку толкнул, показав рукой на то место, где только что прощался с жизнью большой слуга Императора.
— Иди, иди, — прошелестел сзади служки толмач, — игра такая… Иди быстро.
Служка встал в десяти шагах — перед дулом ружья. В него сейчас целился тот,
