бы я без тебя? Утешение ты мое.
В е р о ч к а. А я как без тебя? А? Как? Подумать только!
А р и н а Р о д и о н о в н а (сердечно). Вот встретится тебе добрый молодец… Возьмет он тебя в жены. И будешь ты любить его… а он тебя. Нарожаете вы себе мно-ого деток. И будете счастливыми… ласковыми… веселыми… нежными. А я…
В е р о ч к а. Как в сказке. И ты — с нами. А почему — много деток? Тесно будет. Квартиры теперь строят невеликие. (Вздохнула.)
А р и н а Р о д и о н о в н а. Потому что дети — это… (И вдруг совсем серьезно.) Надо много деток, Верочка. Потому что… Лучше в тесноте, чем в одиночестве. Вот у меня было три сына и две дочки. А пришла война и побрала сынов. Загребла… Я и опомниться не успела. Павлуша под Курском головку сложил. Ездила я туда на могилку. Под звездочкой лежит. Перед школой. А Степана под Будапештом схоронили. В братской могиле. За границей. Не съездила я туда. Пусть простит мне сынок.
В е р о ч к а. Не надо плакать, бабушка. А то — разволнуешься, подскочит давление. А тебе после инфаркта лишнее давление — предмет роскоши. (Вытирает бабушке слезы.) Не надо. Ты же хорошая. (Строго.) Ты должна меня слушаться. Не плачь.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Ну не буду, не буду. А Васек хотя и вернулся с войны, да покалеченный. Промучился, бедолага… Сколько лет лечился, лечился…
В е р о ч к а. Ну, бабуся! Опять расстроишься…
А р и н а Р о д и о н о в н а. Я же не плачу. Верочка!.. (Помолчав.) И в госпиталях, и в санаториях. Не помогло. Помер… А надеялся поправиться, окрепнуть. Не дождалась я. Не окреп. В санатории помер.
В е р о ч к а. Бабуся! (Твердо.) Ты все это мне уже рассказывала. Не тревожь себя.
А р и н а Р о д и о н о в н а. А мне — свежо все. Столько лет, а все не верится. Будто сон…
В е р о ч к а (грозно). Бабу-у-ся!
А р и н а Р о д и о н о в н а. Я уже не плачу. Ну посмотри.
В е р о ч к а. А душа плачет. И глазки полнехоньки. Ты только держишь… Дай я выцелую слезки твои.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Ласточка ты моя…
В е р о ч к а (желая увести бабушку от горьких воспоминаний). Бабушка! А ты знаешь, сколько я нарожаю? Штук восемь парней!
А р и н а Р о д и о н о в н а. И дочки тоже нужны.
В е р о ч к а. Дочки? Штуки три хватит? Ну да, нужны. Откуда же брать бабушек?
А р и н а Р о д и о н о в н а. Ах ты, щедрая моя! Аж восемь штук? Ну, дай бог!..
В е р о ч к а. Бабушка, на бога нельзя полагаться. На хорошего парня надо. И самой не плошать. (Исчезает на кухне.)
Но вот улыбка с лица Арины Родионовны постепенно стирается, возникает тревога.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Верочка! Верочка!!!
В е р о ч к а (испуганно возвращается с двумя стаканами молока). Бабуся! Что с тобой?!
А р и н а Р о д и о н о в н а. Верочка! Кто он?
В е р о ч к а. Ты о ком, бабушка?
А р и н а Р о д и о н о в н а. Родная моя! Ты не таись. Не надо. Он есть!
В е р о ч к а (не осмеливается). Н-ну… бабуся…
А р и н а Р о д и о н о в н а. Вижу — есть.
В е р о ч к а (опустила очи). А как ты догадалась?
А р и н а Р о д и о н о в н а. Осенило. Голубка ты моя! Как же не догадаться? Это же надо кого-то так полюбить… так полю-юбить, чтобы захотеть аж восемь сынов и три дочки!
В е р о ч к а. Но ты же сама сказала, что надо много сыновей.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Для этого надо… для начала хотя бы замуж выйти. А потом уж…
В е р о ч к а. Так он ведь и просит, чтобы я вышла… замуж.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Серьезно?
В е р о ч к а. Я-то — пока отшутилась. Всякий раз я говорю — завтра. А он… он настойчиво и серьезно. А что я ему скажу? Как я скажу? Я никак не… осмелюсь. Я вообще… я боюсь. И… боюсь и все.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Ну конечно же. Бедненькая.
Входит Г а н н а И с а а к о в н а.
Г а н н а И с а а к о в н а. О! А они опять сидят, как курицы. И ничего не знают. К нашей соседке, к Мане, приходила милиция. Вы не знаете чего? Чего-нибудь… набедокурвила!
В е р о ч к а. Набедокурила.
Г а н н а И с а а к о в н а. Чего?
В е р о ч к а. Ничего. Это я вас поправляю. Вы неправильно сказали.
Г а н н а И с а а к о в н а. Я правильно сказала. Я знаю, что я говорю. Я же видела. Сама. Он ее допрашивал в клетке в лестничной. Она еще ему в лицо хохотала. Она такая. Еще и хохочет.
А р и н а Р о д и о н о в н а. Нет, милиционер к нам приходил.
Г а н н а И с а а к о в н а. А что вы набедокурили?
А р и н а Р о д и о н о в н а. Он к Верочке приходил… Молодой ведь. Увидел, вот и…
Г а н н а И с а а к о в н а. О-о! А-а-а! (Выпивает стакан молока. Верочке.) Но почему обязательно вам нужен милиционер?
В е р о ч к а (смеется). Для смелости. Все-таки с пистолетом.
Г а н н а И с а а к о в н а. С пистолетом? У него дуло заткнуто ветошью с маслом. Это мой Ефим так сказал. А он знает, что говорит. Если к вам, то я спокойна. Но я, Верочка, к тебе. Опять. Дай моему Ефиму таблетку соды. Но скажи опять, что это новый препарат. Швейцарский. Он верит. Врач сказал, что никаких лекарств ему нельзя принимать. У него аллергия. Но он не может без таблеток. Придешь? Он тебе так верит. Как мне. Даже больше. Я его иногда обманываю, и он знает. А ты для него — авторитет. Как профессор. Мы немножко странные люди, но мы же — люди.
В е р о ч к а. Хорошо. Приду. Погодя чуток.
Г а н н а И с а а к о в н а. Так Маня ему просто так нагло хохотала? Странно. Просто так хохотать. От нее это неожиданно. (Уходит.)
А р и н а Р о д и о н о в н а. А я? Старая ворона! Как же я-то прозевала? И давно ты его знаешь? Давно встречаетесь? Ложись, поспи после дежурства.
В е р о ч к а (кивает головой). Давно. Уже тридцать восемь дней. Давно уже. (Раздевается. Снимает с вешалки домашний халат, надевает его.)
А р и н а Р о д и о н о в н а. Тридцать восемь дней? (Аж руками всплеснула.) Да это же целая вечность! И только вчера решил жениться? Ну — раззява! Ну — тюлень ленивый! Только вчера! А?
В е р о ч к а. Не вчера, а уже шестой день и ежедневно. (Обиделась.) И не в том дело. Ты думаешь, я чего боюсь? Я не того боюсь, что тридцать процентов браков расторгается. В «Литературке» читала. А ты все думаешь, что я — маленькая девчонка, что я из детсада. А я уже взрослая. Я — невеста. Посмотри! (Подходит к зеркалу, красуется.) Я — женщина! Зрелая!
А р и н а Р о д и о н о в н а. Верочка! Бог с тобой! Что ты говоришь? Какая женщина? Как ты смеешь?
В е р о ч к а (испугалась за бабушку). Бабуся! Ну что ты? Я не в том смысле. Я в том, что… Ну, сама посмотри, как я оформилась. (Продолжает кокетничать перед зеркалом.) И волосы длинные, и разум короткий, и все остальное, что у женщины должно быть, — в норме. Вот! А ты бог знает о чем подумала. И ноздрики аж запыхкали. О! Дай-ка твой пульс. (Берет руку, подсчитывает пульс.) Ну вот! Девяносто шесть! Ах, бабуся, бабуся! Разве ж так можно? Волноваться по пустякам? Вот я тебе сейчас укол шпырну. Вот я тебя сейчас забодаю, забодаю…
А р и н а Р о д и о н о в н а. Какой же это пустяк? Внученька! Голубка
