– Прошу, дорогая. – Гринберг подвинул Виринеестул, с важностью уселся сам. Вытащил нераспечатанную пачку баксов. На глазразделил её с дамой. – Эй, крупье, никаких цветов![170]Играем на наличные. Итак, начнём, благословясь…
Здесь уместно напомнить, что внешность у Евгения Додиковичабыла самая что ни есть местечковая. Так что в устах его эти слова прозвучалинесколько странно.
– Медам, месье, делайте ваши ставки… –амбал-крупье бросил взгляд знатока на часы Евгения Додиковича – платиновый«Ролекс» с бриллиантами. «Попался бы ты мне, гад пархатый, где-нибудь впереулке…» Где ж ему было знать, что после такой встречи его нос, скорее всего,оказался бы свёрнут на противоположную сторону. И ещё занял бы не самоепочётное место в списке полученных повреждений…
Дама и господин тем временем поставили на тринадцать.[171] Шарик удачи рванулся по кругу, зарябило в глазах отпризрачного коловращения судьбы. Наконец колесо фортуны остановилось… и крупьеот ненависти даже осунулся – тринадцать!!! Везёт же всяким фраерам и их«соскам» декольтированным!!!
– Прошу вас, господа… – Лакированной лопаточкой оночень нехотя пододвинул выигрыш и, мазнув глазами по вырезу Виринеиного платья,вновь крутанул рулетку. На сей раз в противоположную сторону. – Медам,месье… делайте ваши ставки…
Ставки были тут же удвоены. И вновь сориентированы натринадцать. Колесо счастья вертелось и вертелось…
– Гарсон! – Гринберг пальцем, не соизволивобернуться, подманил официанта и приказал негромко, даже не через губу, а черезплечо: – Томатный сок с гвоздикой два раза. Отжать из грунтовых плодов,умеренно взболтать и охладить. И лучше бы тебе не родиться, если окажется изпакета.
– Слушаюсь.
Будь его воля, официант тоже съел бы Грина живьём. Но делатьнечего: игрок – важная персона, коей полается бесплатный харч. И пареньотправился выполнять заказ, костеря в душе еврейскую нацию, начиная от царяСоломона и кончая всеми как есть Березовскими-Гусинскими-Абрамовичами. Мало иммацы, замешанной на крови христианских младенцев!!! Теперь ещё помидоры для нихотжимай!!!
Рулетка между тем остановилась…
Снова тринадцать.
– Похоже, дорогая, нам сегодня дьявольски везёт! –Гринберг благосклонно глянул на крупье. Тот, окончательно помрачнев,отмусоливал выигрыш. Женя щёлкнул пальцами, постаравшись как следует блеснутьбриллиантами часов. – Нет, в самом деле! Хватит коту яйца крутить! Надорискнуть наконец.
– Как скажешь, милый… – Виринея, улыбнувшись,сделала амбалу глазки и, видимо желая реабилитировать ни в чём не повиннуюцифирь, за что-то названную чёртовой дюжиной, до максимума увеличила ставку.Риск – благородное дело!
Вот только на самом деле никакого риска не было и в помине.Виринея действовала наверняка.
Гринберг тут же последовал её примеру… не в плане глазок, ав плане ставки, конечно. Крупье сосредоточенно шмыгнул носом, рулетказавертелась, публика, успевшая собраться вокруг стола, затаила дыхание… Шарикпокатался, покатался и… замер, угодив в клеточку с цифрой 13. Похоже, ему тамбыло мёдом намазано.
– Отлито, взболтано и заморожено. – Официант, лютоюдофобствуя в душе, подал томатный сок. Амбал, сдувшись, точно проколотыйпрезерватив, отгрузил выигранные денежки. Гринберг отхлебнул сок и сделалкислую мину.
– Дерьмо. Помидоры тепличные… Принесите соль.
А к столу тем временем повалили желающие ухватить за хвостсинюю птицу счастья. Отчего же не ухватить, если у крупье такая непруха. Изавертелась рулетка, и побежал по кругу шарик, и замелькали перед глазамивоспетые ещё Стендалем цвета… Пит-босс встрепенулся. Быстро заменил крупье:«Знал я, знал, этим всё кончится…»
Не помогло…
В половине первого ночи Гринберг вытащил большой, загодяприготовленный особо прочный полиэтиленовый пакет, сгрёб в него выигранныеденьги и, прикинув на вес, многозначительно глянул на Виринею:
– Ты не устала, радость моя?
В душе он казнил себя, что не прихватил второго пакета.
– Есть немножечко, дорогой. Что-то голова разболелась…Накурено у них тут… – Виринея поднялась и, войдя во вкус образа, кинула начай крупье полсотни долларов. Гринберг ухватил её под локоток, и они поплыли навыход. Именно поплыли – красиво, не торопясь.
Публика смотрела им вслед с испепеляющей завистью. Шипела совсевозможными акцентами и без оных. Переживала. Только проигравшийся в пух ипрах бизнесмен, пьяный с горя, в мятом блейзере и запотевших очках, вяло пилсухой «Пуи» и тихо твердил, точно Галилей перед судом инквизиции:
– И всё-таки он работает, этот хренов «мартингейл»[172]… всё-таки он работает…
Выиграть деньги оказалось проще, чем донести их до дому. Ужена выходе к Гринбергу подвалили двое, и оба явно не с добром. Орёлики были не вуниформе и как бы не имели к «Монплезиру» никакого отношения, но… мы жевзрослые люди, мы же всё понимаем.
Один, мосластый, с наглыми глазами, ощерил редкиепрокуренные зубы:
– Хороший у тебя мешок, папа. Тяжёлый… Не боишься, чтоотметут? А то мы бы охраной обеспечили…
Клешнястые руки его гнулись в кулаки, пребывали в суетномнепрекращающемся движении, на левой синела татуировка «БАРС», что для людейискушённых не нуждается в расшифровке. «Бей актив, режь сук»…
Гринберг остановился. Гринберг улыбнулся. Улыбнулся ласковои душевно. Нам поистине недостаёт красок, могущих точно и полно передать всёбогатство смысловых оттенков, которые послала вымогателям эта улыбка. Оченьбледный и приблизительный перевод мог бы выглядеть так: «Вы? Мне?..Обеспечите?.. Ой, мама, – охрану?..»
– Я, сынок, боюсь в жизни только одного, – сообщилон бандитам, и белозубая улыбка вдруг сверкнула оскалом, достойным настоящегобарса. Настоящего, а не происходящего из зоновской татуировки. – Бабскогопричиндала с зубами.
При этом повторимся, но скажем: внешность Евгения Додиковича(в смысле – помимо смокинга, часов и сигары) на первый взгляд полностьюсоответствовала расхожему представлению о музыкально-шахматно-математическом молодомеврее из порядочной тихой семьи. Когда подобный енот внезапно преображается вблагородного хищника, это наводит на размышления.
