В июне 1871 года семнадцатилетний Гиляровский бежал из дома. Как и герой романа Чернышевского «Что делать?», Володя пошел в бурлаки. Так книга, случайно попавшая в руки гимназисту, перевернула его судьбу: из солидного, вполне обеспеченного дома он разом опустился на социальное дно.
Для начала, для закалки проделал он путь пешком от Вологды до Ярославля. Это уже было подвигом, если вспомнить, что в тот год на Волге участились случаи заболевания холерой. Позже, когда Володя с ватагой тянул баржу, он узнал, что тот, чье место он занял в лямке, лежит на расшиве под кичкой. Да, бурлак умер от холеры, и тело его спрятали, ибо хоронить в городе боялись, как бы полиция не сделала какую-нибудь задержку. А пока что Володя ходил вдоль волжского берега и допрашивал встречных, где ему найти бурлаков.
Над гимназистом смеялись и пальцем показывали на достижения науки и техники: на Волге весело пускали дым пароходы — пассажирские или грузовые, тянувшие баржи.
Но все же упрямый гимназист нашел оравушку — четверых загорелых оборванцев в лаптях, покидавших трактир. Они несли в руках штоф и искали местечко поудобней, чтобы устроить небольшой банкет.
На дне
Причем знакомство с компанией гуляющих бурлаков произошло в лучших традициях социального дна. Тут же после знакомства Гиляровскому было предложено: «Ай-дате на базар, сейчас тебя обрядить надо… Коньки брось, на липовую машину станем!»
Сапоги продали за три рубля. Взамен Гиляровский обзавелся лаптями. Познакомили с ватагой. Накормили ужином: кашицей с соленой судачиной. Ночевал вместе с другими на песке возле прикола. Это были те самые знаменитые лямочники, о которых еще Некрасов писал: «То бурлаки идут бечевой…»
Ночью жрали комары, мешала мошкара, особенно когда дым от костра несло в другую сторону. Чтобы спасти лицо, приходилось его зарывать в песок. Пробудился от толчка в бок:
— Вставай, братва, вставай…
Закоченевшее за ночь тело отогревали весьма своеобразным и страшным завтраком: приказчик наливал железную кружку мутной сивухи. На «закуску» некоторые пили воду — прямо из Волги.
Потом «хомутались» — впрягались в бечеву. С надрывом пели «Дубинушку», пытаясь сдвинуть с места тяжеленную расшиву. Но все-таки растолкали, пошла, пошла по Волге-матушке…
Сами бурлаки, напрягаясь до предела, топали вдоль берега — то хлюпали по колено в болоте, то, чертыхаясь и проклиная все на свете, путались в прибрежных кустах.
Богатырское сложение, открытое, благородное лицо Гиляровского, пришедшего «тянуть лямку» не ради куска хлеба, а ради любви к приключениям, вызывали уважительное отношение ватаги.
«Мне посчастливилось… — вспоминал Гиляровский, — меня сразу поставили третьим, за подшишечным Уланом, сказав:
— Здоров малый — этот сдержить!
И Улан подтвердил: сдержить!
И приходилось сдерживать — инда икры болели, грудь ломило и глаза наливались кровью.
— Суводь, робя, держись. О-го-го-го… — загремело с расшивы, попавшей в водоворот.
И на повороте Волги, когда мы переваливали песчаную косу, сразу натянулась бечева, и нас рвануло назад.
— Над-дай, робя, у-ух! — грянул Костыга, когда мы на момент остановились и кое-кто упал.
— Над-дай! Не засарива-ай!.. — ревел косной с прясла. Сдержали. Двинулись, качаясь и задыхаясь… В глазах потемнело, а встречное течение — суводь — еще крутило посудину…
А тут еще с десяток мальчишек с песчаного обрывистого яра дразнили нас:
— Аравушка! Аравушка! Обсери берега!
Но старые бурлаки не обижались, и никакого внимания на них.
— Что верно, то верно, время холерное!»
Свой среди чужих
Прошел первый и очень тяжелый бурлацкий день. Не раскаивался ли юноша, что ухватился за бурлацкую лямку? Сам он пишет об этом так: «Устал, а не спалось. Измучился, а душа ликовала, и ни клочка раскаяния, что я бросил дом, гимназию, семью, сонную жизнь и ушел в бурлаки. Я даже благодарил Чернышевского, который и сунул меня на Волгу своим романом „Что делать?”».
* * *
Я предвижу вопрос читателя: «Когда все здоровое растет, развивается вверх, не порочно ли, не противоестественно опускание молодого Гиляровского вниз, на социальное дно?»
