24 августа. Петербург. «Курьер с известием, что 29 июня над турецким флотом вице-адмирал Ушаков одержал морскую победу при самом входе в канал, в 60 верстах от Константинополя . Довольны тем, что теперь есть возможность итти прямо в Константинополь» (Храповицкий. С. 248). – Но это уже в следующую войну, а сейчас надо передохнуть от этой и в перерыве разобраться с Польшей и Пруссией.
24 сентября. Петербург. «Вчера приехал курьер из Парижа, что король, вошед в Собрание Национальное, подписал конституцию. Можно ли помогать такому королю, который сам своей пользы не понимает?» (Екатерина – Храповицкому. С. 251).
3 октября. Петербург. «Два курьера, что князь Потемкин опасно болен» (Храповицкий. С. 251).
11 октября. Петербург. «В обед приехал курьер, что 1-го октября князю Потемкину опять хуже». У Екатерины – «слезы и отчаяние. В 8 ч. пустили кровь, в 10 легли в постель» (Храповицкий. С. 251).
12 октября. Петербург. «Курьер к пяти часам пополудни, что Потемкин повезен из Ясс и, не переехав сорока верст, умер на дороге 5-го октября, прежде полудня… Слезы .
16 октября. Петербург. Как можно мне Потемкина заменить: он был настоящий дворянин, умный человек, его нельзя было купить. – Все будет не то. Кто мог подумать, что его переживет Чернышев и другие старики? Да и все теперь, как улитки, станут высовывать головы . Да, я стара. Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал » (Екатерина – Храповицкому. С. 252).
29 октября. Яссы. «Подписание мира с Турцией в Яссах, по которому удержан Очаков с областью между Бугом и Днестром . Подтверждено приобретение Крыма и Тамани . Учреждено свободное судоходство на Черном море через Босфор» (Грибовский. С. 79).
1792
«Образ жизни императрицы в последние годы был одинаков: в зимнее время имела она пребывание в большом Зимнем дворце, в среднем этаже, над правым малым подъездом . В сих покоях государыня жила иногда до весны . В первых числах мая выезжала всегда инкогнито в Царское Село, откуда в сентябре также инкогнито в Зимний дворец возвращалась . Время и занятия императрицы распределены были следующим порядком: она вставала в 8 часов утра и до 9 занималась в кабинете письмом . В это время пила одну чашку кофе без сливок. В 9 часов обыкновенно дела слушала . Государыня имела еще довольную в лице свежесть, руки прекрасные, все зубы в целости, отчего говорила твердо, без шиканья, только несколько мужественно; читала в очках» (Грибовский. С. 23–25).
27 января (7 февраля). Союзный договор между Австрией и Пруссией о направлении по 20 тыс. войск против Франции.
Май. «Объявление польскому правительству против конституции 3-го мая 1791 года и о вступлении для отмены оной наших армий» (Грибовский. С. 79–80). – «Каховский 1-го мая выступил с войсками в Польшу» (Храповицкий. С. 265).
Май. Царское Село – Павловское. Здесь получены свежие французские газеты от середины апреля. В одной из них – «Письмо англичанина, жившего долгое время в Петербурге, к другому англичанину, живущему сейчас в Париже» – со старыми прогнозами о будущем русской империи и новыми сплетнями: «Русский великий князь шествует по стезе своего несчастного отца и, если сердце великой княгини не будет преисполнено добродетелями, Павлу суждена участь Петра Третьего . Не удивляйтесь, если однажды из России придет сообщение о перевороте. Я давно замечал многие признаки революции: они в сердце самого великого князя. Он не скрывает своей раздражительности, оскорблен своей униженностью; он в ссоре со своей матерью императрицей; он даже дерзает ей угрожать . Кстати, знаете ли вы о его любовнице – девице Нелидовой » (Moniteur universel. 1792. № 115. 24 avril). – Письмо англичанина произвело сильное впечатление: Нелидова плакала, Мария Федоровна плакала, Павла трясло. Отношения между ними троими были уже таковы, что большие и малые сцены ревности происходили чуть не поминутно. «Нелидова пользовалась все возраставшею подозрительностью Павла, видимо начинавшего тяготиться ласковою и заботливою, но надоедливою и подчас бестактною опекою Марии Федоровны над всеми его действиями, с бесконечными жалобами на нарушение этикета домашней жизни и на тех, которые, по ее словам, манкировали этикетом . „Это все та мерзкая особа, – пишет она Плещееву, – внушает великому князю “. Попытка великой княгини пожаловаться Екатерине, сделавшей сыну строгое внушение, только ухудшила положение, – подозрительность Павла дошла до того, что даже переписка Марии Федоровны стала задерживаться. В записочках своих к Плещееву, с большою осторожностью и тайной пересылаемых , Мария Федоровна сама приподымает завесу, скрывавшую от посторонних глаз жизнь „внутренних покоев“: „Я велела приготовить к починке старые портьеры в столовой Павла, собрались все слуги; тут является Нелидова и смущенно на меня взирает. Я ей сказала: – „Проходите, мадемуазель“. Она стала церемониться, и я второй раз сказала: – „Проходите же, проходите, мадемуазель, великий князь ждет вас для прогулки“. Да, я говорила нетерпеливо, но это понятно – она прервала мои дела, и к тому же великий князь уже минут десять ждал ее на террасе, но она решила, что я лукавлю и насмехаюсь над ней. А между тем я могла бы действительно позлословить над такой новостью, когда дамы отправляются на прогулки без меня“ . Недоразумения между нею и фрейлиной возникали по поводу самых пустяшных инцидентов повседневной жизни : «В субботу великий князь уходит от меня в прекрасном расположении, затем идет к ней, не говорит мне спокойной ночи как всегда, а входит в мою комнату, смотрит на меня и уходит, не сказав ни слова. На следующий день проводит утро с ней и совсем не заходит ко мне; я иду к нему , меня третируют. Я нахожу в себе силы появиться после обеда, он уходит к ней и возвращается еще более раздосадованный» [122] . – Екатерина хорошо, конечно, знала все, что происходило в Гатчине. Безумные припадки гнева Павла, внезапные опалы приближенных к нему лиц, беспомощные жалобы Марии Федоровны с ее излишнею и мелочной болтливостью, все гатчинские сплетни и интриги тотчас же делались известными в Царском Селе и Петербурге. Павел Петрович не без основания стал обвинять в шпионстве придворное дежурство, сменявшееся в Гатчине каждые четыре дня, и начал относиться к дежурившим при нем придворным кавалерам со все увеличивающеюся подозрительностью, грубой бесцеремонностью и оскорбительным пренебрежением» (Казнаков. С. 223–224, 226, 228, 340). – «Рассказы современников полны свидетельств о столкновениях и пререканиях, которые Павел Петрович имел с лицами, окружавшими императрицу. Так, он имел столкновение с адмиралом Рибасом, явившимся к нему в новой морской форме, введенной в черноморском флоте без ведома Павла Петровича, носившего звание генерал-адмирала; с вице-канцлером графом Остерманом , с Н. И. Салтыковым, с обер-гофмаршалом князем Барятинским, с Зиновьевым, с церемонимейстером Гурьевым и т. д.» (Кобеко. С. 406).
