Варвара Васильевна по красоте уступала лишь своей младшей сестре, графине Екатерине Скавронской (1761–1829). Характер Варвары Энгельгардт частично вырисовывается в ее переписке с дядей Г.А. Потемкиным; в своих посланиях тогда еще 20-летняя барышня, по-своему любя дядю, терзала его ревностью, капризами, непостоянством и беспрестанными просьбами о пожаловании мест и чинов ее друзьям и знакомым. Согласно официальному «Камер-фурьерскому журналу», при дворе Варвара впервые появилась в конце июня 1777 г. Кокетливая, капризная, вспыльчивая девица воцарилась в сердце дяди, сменив сестру Александру.
«Матушка, Варинька, душа моя, жизнь моя, — писал в коротком послании Потемкин. — Ты заспалась, дурочка, и ничего не помнишь. Я, идучи от тебя, тебя укладывал и расцеловывал, и одел шлафраком и одеялом, и перекрестил». Страстный мужчина открывается в этом любовном романе в письмах. В нем и пылкие признания, и невиданная нежность, обиды и примирения, бытовые мелочи домашней жизни князя… 37-летний Потемкин не скрывает своих чувств, он находит самые нежные прозвища для молоденькой племянницы-любовницы, их мы не видим в переписке с Екатериной II: «сокровище», «божественная Варюшка», «сладкие губки», «любовница нежная». Может быть, только она из племянниц была по-настоящему его любовницей? Ни с кем из сестер Потемкин так не откровенен на бумаге, никто из них не писал дяде в таком интимном и фривольном тоне, как Варвара:
«Я никак бы не думала, что вы, осердясь, ушли вчера от меня. Хорошо, батюшка, положим, что я вам досадила; да ведь вы знаете, когда я разосплюсь, то сама себя не помню; к тому же прежде я получила письмо от бабушки, которое меня взбесило, то можно ль уйти?.. Зато это теперь я вижу, что вы меня ничего не любите. Когда бы вы знали, чего мне стоила эта ночь, душка моя злая, ангел мой, не взыщи, пожалуйста, мое сокровище бесценное; приди, жизнь моя, ко мне теперь, ей Богу грустно, моя душа, напиши хоть строчку, утешь свою Вариньку. Виновата я пред вами, только Бога ради посердись, прости, батюшка; целую миллионы раз и думаю, как вы теперь на меня сердиты, то вам это неприятно». До Дарьи Васильевны в Москву, видимо, доходили слухи из столицы об отнюдь не отеческих отношениях сына с опекаемыми им племянницами. Говорили, что письма матери он, не читая, бросал в огонь. Возможно, что именно в письме, «взбесившем» Варвару, бабушка отчитывала внучку за ее предосудительное поведение.
Потемкин в отношениях с племянницей соединил в себе нежность отца, страстность влюбленного и покорность слабохарактерного мужа. Сохранившиеся записочки (их опубликовали в конце XIX в., и они шокировали своей интимностью российское общество) не оставляют сомнений в близких отношениях Потемкина с Варварой Энгельгардт:
«Варинька, друг мой любезный, жизнь моя, красавица, хочется целовать тебя. Голубушка, пишу к тебе для того, что мне приятно заниматься тобою; ручки мои бесценные. Для чего я не могу их иметь всегда при себе?»
«Варинька, жизнь моя, ангел мой. Я завтра буду в городе и теперь хочу знать, какова ты, жизнь моя? Отпиши, голубушка, где ты завтра будешь у меня — в Аничкове или во дворце? Прости, миленькая, целую тебя».
Дядюшка часто по-отечески поучает ее, преподает навыки придворной жизни. Сообщая, что императрица приглашает Варвару на обед, Потемкин дает племяннице советы: «Сударка, оденься хорошенько, и будь хороша и мила», и в другой записочке: «Матушка, жизнь моя Варинька, божество мое; я бы чрезвычайно рад был, есть ли б ты завтра вышла и была бы так авантажна, как сегодня. Прости, мой ангел, я тебя столько целую, сколько люблю». Потемкин неспроста упоминает об «авантажности» Варвары: он действительно делал все, чтобы племянницы выглядели соответственно их, а точнее, его положению при дворе. Потемкин дарил им дорогие подарки, и не только к праздникам, но и просто когда приходил навестить их. Однажды племянница встретила очередной подарок не так, как ожидал дядюшка, и в письме он отчитывает ее не как пылкий возлюбленный, а как строгий отец и влиятельный вельможа:
«Варвара Васильевна, разве так ты должна встречать мою ласку? Что ты думаешь, я не уверен в твоем бескорыстии? А я думаю, мне вы позволите поступать по моей иногда воле с вами, а особливо в вещах, которых гораздо больше у меня, нежели у вас. Знайте и то, что я всех вас дарю и впредь хочу в именины прилагать нечто и денег. Потому что вам жить надобно сходственно с моею знатностью. Вы меня огорчили, встретивши мою ласку сердечную так грубо».
Но долго сердиться на свою Варюшечку Потемкин не мог, и все его послания полны нежности, любви и заботы:
«Варинька, Варюшечка, душа моя, я посылал Замера (доверенное лицо князя. — Н.Б.) к вам, он мне сказал, что у тебя голова болит; жаль мне, душа моя; однако ж будь весела и с приятной твоей улыбочкой. Ангел мой, есть ли б знала, сколько тебя люблю. Прощай, ангел».
«Матинька Варинька моя, друг мой, жизнь моя, я тебя целую. Завтра, после концерта, буду сам; я бы и ранее приехал, но никак нельзя. О гофмейстерине просил и, приехавши, тебе расскажу. Кажется хорошо. Прости, мой ангел, посылаю тебе дынь».
Из некоторых записочек видно, что в 1777 г., в разгар бурного романа, Потемкин нередко бывал нездоров или пребывал в подавленном настроении, но болезненность не сказывалась на отношении к Варваре, с ней он по-прежнему заботливый и внимательный дядюшка-любовник. В коротких посланиях к племяннице наиболее полно раскрывается чувственная натура Потемкина. Для нее он находит множество ласковых слов, обращений, вариантов объяснений — Потемкин предстает совершенно другим человеком.
«Ангел мой, твоя ласка столько же мне приятна, как любезна. Друг бесценный, сочти мою любовь к себе и увидишь, что ты моя жизнь и утеха, мой ангел; я тебя целую без счета, а думаю еще больше. Прости, твой вернейший по смерть П.».
«Варинька, когда я тебя люблю до бесконечности, когда мой дух не имеет, опричь тебя, другой пищи, то если ты этому даешь довольную цену, мудрено ли мне верить, когда ты обещала меня любить вечно. Я люблю тебя, душа моя, а как?.. Так, как еще никто никого не любил… Не дивись, ежели ты видишь меня иногда в грусти. Бывают движения невольные, и я чувствую очень, что нет резона, токмо владеть собою не могу. Прости, мое божество милое, я целую всю тебя».
«Не забыл я тебя, Варинька, и не забуду никогда, а каков я вчера был, оставшись, то тебе расскажет Зомер. Да и теперь немогу так, что не мог остаться сидеть у государыни. Я еще, душенька, в первый раз вижу, что ты рассудила отвесть мою душу, когда я в превеличайшей грусти. Я, как ни слаб, но приду к тебе… Жизнь моя, ничто мне так не мило, как ты».
«Жизнь моя, Варинька, у меня так болела грудь, что я отроду этакова мученья не имел; завтра буду в городе. Прости, моя душенька, приезжай ко мне в Летний обедать».
«Варинька, голубушка, я, как собака, немогу; всю ночь не мог уснуть и за стол не пойду. Какова ты, жизнь моя? Завтра, после обеда, буду. Прости, душа милая. Целую тебя».
«Варинька, мой друг бесценной, душа моя, какова ты?.. А я занемог вчера, все тошно мне да голова болит; сегодня думаю выходить. Прости, моя жизнь, целую тебя».
