Книга Скифы - Юрий Никитин

Шофер с готовностью выскочил, открыл перед ним дверь черного«мерса» с затемненными стеклами. Крылову даже показалось, что проделал даже сбольшей поспешностью, чем раньше.

Машина сорвалась с места, Крылов в зеркало заднего обзоравидел, как еще две машины, такие же угрожающе темные, массивные, но быстрые,тут же помчались следом.

Сейчас он даже не успел выползти из уютного сиденьясамостоятельно: шофер ухитрился выскочить раньше и распахнул дверцу.

— Спасибо, — кивнул Крылов. — Жди, я долго непробуду.

На здании та же вывеска, но теперь вдоль стены стоят хмурыенеразговорчивые люди. На Крылова уставились с подозрением. Друг за другомвплотную, несмотря на жаркий день, потные, уже раздраженные. Если это очередь,мелькнуло в голове Крылова, то какие они будут, когда доберутся на второй этаж?

Он вдвинулся в раскрытую дверь боком. Люди и здесь друг задругом плотно, как и на лестнице, затем голова очереди свернула в коридор. Самкоридор Крылов не узнал: раньше широкий, самосвал бы проехал, убери стулья,сейчас сузился вдвое, а стулья исчезли вовсе. Люди в один ряд, воздух тяжелый,спертый, пахнущий нездоровым потом.

Возле уже знакомой двери двое старух, на Крылова уставилисьс подозрительной яростью. Одна сразу сказала громко:

— Очередь!.. Все в очередь!

Вторая добавила громче, под одобрительный ропот очереди:

— Никаких блатных!.. Совести у вас нету!.. Мы все тутстарые, больные стоим!

Крылов сказал торопливо:

— Простите, пожалуйста!.. Я только на минутку.

Он поспешно открыл дверь, шагнул и захлопнул за собой, какножом отрезав жалобно-возмущенные крики.

Легкие поспешно сделали могучий вдох: воздух здесь чистый,прохладный, напоенный запахами моря и хвои. Сам кабинет волшебно преобразился:втрое просторнее, отделан темным деревом, паркетный пол, везде пахнетевроремонтом.

Прежний обшарпанный стол уступил место роскошно-деловому: изтемного ореха, зеленое сукно, в правом углу обязательный комп, по отсвету настекле Крылов понял, что там крутится шарик скринсэйвера, но комп самыйдорогой, мощный, с наворотами и прибамбасами, абсолютно ненужными дляработников таких служб. А слева скромно открыт ноутбук последнего поколения, закоторый легко отдадут пять вот таких компов, что справа.

Свет падал из окна на огромный портрет за спиной сидящегочиновника. Портрет написан маслом, в безобразно дорогой раме из красного дерева,с позолотой. С полотна на Крылова свирепо глядел могучий дядя монгольскоготипа, в монгольском малахае, жидкие усы, как у китайского мандарина, узкиещелочки глаз, зато в руке хорошо выписанный короткий меч, похожий на длинныйдесантный нож. Даже с зубчиками на тыльной стороне.

На правой стороне стола полуметровая бронзовая статуэткадругого татаро-монгола. Приземистый, коротконогий, в длиннополом халате, онопирался на копье и всматривался в даль, наверное, в даль степей.

В непомерно огромном кабинете была еще одна статуэтка.Точнее, статуя. Чугунная, массивная, высотой около метра, в углу на отдельнойтумбочке. Изображен немолодой угрюмый монгол, тучный и озлобленный на весь мир.Он опирался одной рукой на пирамидку из черепов, другой придерживал меч напоясе.

— А это кто? — поинтересовался Крылов.

— Царь, — ответил чиновник гордо. Одним глазомпосмотрел на экран ноутбука, уточнил: — Царь Атей, гроза иноверных.

Крылов всмотрелся в его лицо, в удивлении отшатнулся:

— Вы?.. А вы здесь почему?

Чиновник скромно улыбнулся:

— Простите, не понял?

Крылов повторил яростно, быстро накаляясь:

— Я спросил, какого черта вы здесь?.. Я хорошо помнюваши речи про общечеловеческие ценности. И про то, что скифов нужно уничтожать…как вы сказали тогда: потому что есть Вещи, Которые Терпеть Нельзя!

Ему казалось, что чиновник должен провалиться сквозь землю,рассыпаться в пыль, сгореть от стыда или хотя бы пасть в ноги и униженно молитьо прощении, однако чиновник важно кивнул:

— Да-да, вы оказались правы. Вы оказались чудовищноправы! Нашему обществу нужна была подобная перестройка, нужна. Совершенноверно, я бы даже сказал — необходима! Не так ли? Необходима. Потому мы,спасая нашу многострадальную родину, перестроились. Можно даже сказать, принялиновые ценности. Да-да, нужно было сделать жизнь простого народа счастливее… Имы это делаем, скажу вам!

Крылов покосился по сторонам. Кабинет на треть просторнее засчет того, что коридор сузили, убрав стулья под обеими стенами. Он вспомнил,что один стул все-таки видел: возле лестницы, над ним еще табличка краснымибуквами: «Только для инвалидов!»

Сволочи, подумал Крылов с бессильной яростью. Как же ониухитряются всегда оказываться первыми? Будь это коммунизм, капитализм, церковь,фашизм, реформы Петра Великого… К тому же всегда у самого руля!.. Нет, не уруля, руль им на фиг не нужен, а у рычага. У рычага, которым могут кому-топерекрыть кислород, кому-то открыть золотой ручеек. А то и золотую реку.

— А что с народом? — спросил он. — Я вижу,посетителей стало намного больше. Ведь, насколько я понимаю, когда мэром Москвыстал скиф… вам дали полномочий больше, чем раньше?.. Можно без волокиты решатьбыстрее?

Чиновник поморщился. Видно было, что этот посетитель,некстати напоминавший о его нескифском прошлом, уже неприятен.

— Вы не понимаете, — изрек он. — Трудящеесянаселение скифов нуждается в юридической помощи и правильном обслуживанииничуть не больше, чем всякие там неправильные россияне. Я бы даже сказал сполной уверенностью, что больше. Наше внимание к трудящимся скифам, простымнашим скифолюдям должно быть повышенным! Потому и очереди возросли. Непонимаете? Каждому человеку уделяем больше внимания. Каждый вопросрассматриваем со всех точек зрения, не упускаем ни одну из мелочей.

Крылов до скрипа стиснул челюсти. Рассматривать домелочей — это ничего не решать, затягивая решение любого вопроса добесконечности. Отправлять несчастных посетителей, среди которых две третистариков, за все новыми справками, бумажками, рекомендациями…

Ну и что, подумал с бессильной злостью. Расшибу этой сволочиголову, выброшу из окна… или вообще сотру в порошок, но тут же сядет такая жесволочь! Таких вот лакомых мест, где можно показать власть над беззащитнымистариками, много, за всеми сволочами не уследить. Но что, что сделать?