отказал ему в просьбе. Но Гамильтон проигнорировал отказ короля. В эту ночь он вместе со своим младшим братом Ланарком и Аргайлом отправился в свое поместье в Киннейл, расположенное в 20 милях. Оттуда Аргайл сообщил на следующий день, что их жизням угрожает заговор, о котором, как он предположил, король не мог не знать.
Этот неудачный заговор, осуществить который задумал интриган Уилл Мюррей вместе с некоторыми честолюбивыми офицерами, стал, как и заговор в армии, ценным оружием в руках врагов короля. Карл, вероятно, был в неведении относительно того, что кто-то строил какие-то планы, угрожавшие Аргайлу и Гамильтону. Но, как это было в Англии, своим молчанием и намеками, своими тайными встречами с Кокрейном, одновременно потворствуя лорду Роксборо, лорду Керу и лорду Кроуфорду, он прокладывал путь к катастрофе. Образно говоря, король вручил своему преданному слуге Уиллу Мюррею достаточной длины веревку, чтобы повесить их всех.
Новость об «инциденте», как было названо это дело, быстро распространилась среди взволновавшихся жителей Эдинбурга. Карл прибыл в парламент с людьми Роксборо в качестве охраны. Эта необходимая мера предосторожности дала возможность Аргайлу и Гамильтону заявить с видом оскорбленной добродетели, что они не вернутся в столицу из-за опасений весьма вероятных столкновений между их слугами и вооруженными последователями короля.
Популярность, которой так недолго наслаждался король, буквально растворилась за один вечер. Напрасно он всячески старался уверить собравшийся парламент в своей невиновности, обвинил отсутствующего Гамильтона в неблагодарности, в том, что он позволил себе поверить в такую ужасную ложь, что его жизнь и свобода могут оказаться в опасности, если он останется на ночь в королевской спальне. Карл потребовал немедленного общественного расследования всего этого скандального дела. Его оппоненты в парламенте, понимая, что неопределенность ситуации и слухи работают в их пользу, но никак не на короля, не хотели уступать. Дерзкие сторонники короля продолжали совершать неосмотрительные действия; скандал только ширился и разрастался. Лорд Карнуот, громогласный и скудоумный вояка, позволил себе заикнуться о трех королях в Шотландии – Аргайле, Гамильтоне и Карле. Утверждали, что он якобы сказал, что первые два претендента на трон заслуживают того, чтобы остаться без головы. Эти голословные заявления прекрасно соотносились с речами друзей Монтроза, которые они произнесли в мае. Именно из-за них Монтроз все еще ожидал суда, находясь в заключении в крепости. Многие верили, что роялисты проводили кампанию по очернению благочестивого Аргайла и даже, возможно, намеревались убить его.
15 октября сэр Томас Хоуп настоятельно посоветовал парламенту провести закрытое расследование, потому что только при таком условии можно было ожидать от свидетелей, что они расскажут все, что знали. Король заявил протест. «Если бы люди были столь снисходительны и не верили лживым слухам, сэр Томас, я поддержал бы вас, – сказал он. – Но поскольку вижу явно противоположную картину, вы даете мне повод думать иначе… Я требую, чтобы со мной вели честную игру». Слухи в Эдинбурге множились, и спустя четыре дня король сделал еще более жесткое заявление. Обращаясь к членам парламента, он воскликнул: «Клянусь Богом, парламенту следовало бы озаботиться своей честью!» Но парламентарии не сочли это нужным, и его оппоненты выиграли один день; следствие было закрытым.
Полковник Урри и капитан Уильям Стюарт, которые обнаружили заговор, давали показания 12 октября, вслед за ними был допрошен подполковник Роберт Хоум. Все трое указали на Уилла Мюррея как на центральную фигуру заговора, и все косвенно указывало на короля.
Кроуфорд и Кокрейн с солдатской прямотой отрицали существование заговора; по их признанию, они с подозрением смотрели на союз Гамильтона и Аргайла и говорили о том, чисто теоретически, что можно было бы предпринять против них, если бы они нарушили свою лояльность королю. О том же, собственно говоря, сообщал и полковник Александр Стюарт, утверждавший, что капитан Уильям Стюарт понял его превратно, когда они в застолье разговаривали в то утро понедельника, 11 октября. Речь не шла о заговоре. Обсуждали, как следовало поступить, если бы Гамильтон и Аргайл оказались предателями.
Уилла Мюррея допрашивали три раза, он показал свою готовность к сотрудничеству, чувствовал себя уверенно. Он признал, что организовал частную встречу Кокрейна и короля, но у него нет ни малейшего представления, о чем они говорили. Кокрейн стоял рядом с ложем короля, его величество уже готовился ко сну, и занавеси вокруг кровати были опущены, и они полностью скрывали обоих собеседников для большей секретности. Мюррей упорно отрицал существование какого-либо заговора и рассмеялся, когда было высказано предположение, что он намеревался похитить Гамильтона и Аргайла из королевских покоев в Холируде. Но обратил внимание на новый элемент в этой истории. Кроуфорд пробормотал что-то насчет письма от Монтроза к королю. Уилл Мюррей добавил от себя: Монтроз написал не одно, а три письма. Король не проявил особого интереса к первым двум, но в третьем письме, полученном утром, 11 октября, содержалась какая-то информация, о которой король намеревался более подробно расспросить Монтроза, но этому помешал случившийся «инцидент». Это третье письмо было представлено, первые два так и не были обнаружены, возможно, они вообще могли быть плодом воображения. В своем послании Монтроз просил разрешения «ознакомить его величество с делом, которое не только в большой степени задевает его честь, но и касается, равным образом, существования его короны».
Смысл этого письма достаточно ясен, если вспомнить, какую позицию занимал Монтроз на протяжении последних трех месяцев. Он был изолирован в замке и ничего не знал о текущих событиях. Он ничего не знал о Кроуфорде, Кокрейне и Кере, но продолжал вспоминать, как ему не удалось предъявить доказательства обвинения Аргайлу в мае. Его пару раз допросили, а тщательный осмотр его частной корреспонденции еще раз показал, что никаких дополнительных улик, чтобы его можно было привлечь к суду, не было. Парламент принял меры предосторожности и приговорил к повешению главного свидетеля против Аргайла – незадачливого Джона Стюарта. Монтроз отчаянно стремился увидеть короля и объяснить ему, какой опасности он подвергается, он полагал, что король не знает об этом. Его письмо не имело никакой связи с «инцидентом», оно касалось других, более ранних событий.
Тем не менее это не помешало Мюррею процитировать двусмысленные фразы из этого письма, которые якобы поощряли заговорщиков. Он ловко использовал их, чтобы отвлечь внимание от себя и своих друзей и все подозрения сосредоточить на Монтрозе.
По всему Эдинбургу мгновенно распространилась весть, что Монтроз предлагал перерезать глотку Гамильтону и Аргайлу, захватить Эдинбургский замок для короля и утвердить в Шотландии его власть силой оружия. На явную абсурдность этой истории не обратили внимания не только
