Диана сто лет не ела ничего, что не подавалось в окружении приборов и салфеток. Сейчас сладкая мякоть растечётся по пальцам и подбородку...
— Если усну мёртвым сном, — пошутила, примеряясь к крутому спелому бочк`у, — достаточно силы любви, чтобы меня вернуть.
Пожалуй, следовало прислушаться к словам Демиана, когда он предупреждал о коварном действии сидра, за чьей ароматной летней сладостью скрывалась крепость напитка. Лёгкость, омывающая утомлённое тело изнутри, развязывала язык. Демиан, конечно же, не знал земных сказок, как, вероятно, и предельских. Диана сомневалась, было ли вообще у него детство, в том смысле, какой она вкладывала в это слово.
Словно сдвинули софит, и озарённое светом лицо Демиана на миг кануло в т`ени.
Вероятно, просто стемнело; Диана только теперь заметила: опускались медленные сумерки. Как обычно бывает к вечеру, стихал ветер. Приглушались цвет`а праздника: трепещущие флажки, днём разномастные, теперь стали одинаково контрастными треугольниками на фоне неба; на шатрах выделялись лишь чередования узоров, пестрота сглаживлась, оттенки сливались. Далеко виднелись огни жаровен; на столах зажигали толстые, слепленные из огарков свечи. Среди развлекающих зевак актёров издали выделялась танцовщица с огнём: на какое-то мгновение Диане почудилось, будто видит Искру, но скоро она вспомнила, что та теперь важная дама, супруга и мать, и, конечно, в этот час не крутит рассыпающие искры веер`а, а сидит подле усмирённого огня камина в обществе свёкра или кормилицы.
Грубоватая плясовая музыка глохнет, вязнет; вечер вытягивает, утишает звуки. И уже не манит бег, не нужно никуда бежать. Брусчатка площади зыбко покачивается; Диану уносит плавное течение танца: она не помнит, кто из них двоих и когда начал его движение, но её ладони тянутся к плечам Демиана, а его руки поглаживают, скользят по её талии, и расстояние между ними всё исчезает, и праздничные огни блекнут, а музыка отдаляется.
Сначала ей так кажется, но после Диана понимает, что они и впрямь покинули площадь, сообща переступив черту. Диана ощутила за собой шероховатую опору глухой стены какого-то дома; камни отрезвляюще холодили спину и затылок. Ладони Демиана упирались в кладку по бокам от её головы, и сам он был — тёмный силуэт в колеблемом ореоле отдалённых костров.
На Дианиных губах осталась облекающая сладость кроваво-алого яблока; пряная коричная нотка сообщилась его губам, дыханию, языку. Поцелуй вызывает чувство тревоги, заставляет ощутить себя в западне; его руки, даже не прикасаясь к ней, — словно запертая клетка. Не страх, но волнение, острое, обессиливающее. Диана не сразу разбирается, в чём причина. Все их прежние поцелуи были точно краденые; в них они не отдавали себе отчёта, как невозможно требовать рассудительности и умеренности от человека, захваченного подводным течением и из последних сил вырвавшегося на поверхность, чтобы пить воздух алчными глотками. Теперь в действиях Демиана было спокойное право и уверенная неспешность. Он склонился над ней, поначалу легко касаясь уголков рта и лука Венеры — в иных обстоятельствах Диана посчитала бы эту ласку почти что целомудренной, но не теперь. Теперь эти невесомые поцелуи были дразнящими, вызывающими тревожное ожидание, и её губы, подчиняясь мягкому призыву, размыкаются, как раскрывается согретый теплом цветок мака.
Разносятся ритмичные удары — аккурат по смежной улице чеканили шаг подкованные сапоги стражи: праздник не повод забывать о порядке.
Диана с неловкостью смеётся вполголоса; придать себе вид невозмутимости оказывается неожиданно сложно.
Прознали бы в высшем свете, что беглая герцогиня и сам господин Магистр играют с миром в прятки по укромным закоулкам — подумать только, что за пикантная сплетня вышла бы из этого! Ситуация, которую Диане хотелось бы представить, как забавный анекдот, напротив, воздействовала будоражаще.
— Надеюсь, бравые блюстители порядка промаршируют мимо. Иначе придётся отвечать за недостойное поведение.
— Мы знакомы с капитаном стражи, — ответил Демиан с таким спокойствием, что оставалось лишь позавидовать его способностям. Он отстранился, и Диана, отодвинувшись от стены, без особой нужды принялась разглаживать юбки, хоть в этом действии более нуждались её руки, нежели вовсе не помятый наряд. — Кроме того, — прибавил насмешливо, — нет ничего недостойного в том, чтобы мужу поцеловать свою жену.
Пройдя несколько шагов до пересечения с патрулируемой улицей, он окликнул стражу. Диана не слышала, какими фразами Демиан перекинулся со старшим из отряда, но не более чем пять минут спустя они вдвоём подходили к подъехавшему закрытому экипажу. Откинув занавеску, Диана рассеянно смотрела на проплывающий за окном город.
Путешествие не продлилось долго. Карета пересекла несколько тихих, неплотно застроенных богатыми домами улиц, и остановилась у очередного, кажется, трёхэтажного особняка, помеченного неразличимым в опускающейся темноте гербом. Глухие ворота служили надёжной преградой для любопытных взглядов и не только. Далеко не каждый обеспеченный горожанин имел возможность обнести своё жилище стеной. Особняк выглядел ухоженным, но необжитым. Впрочем, где-то в глубине горел свет, его аура приветливо мерцала.
— Чей это дом?
— Нашего дорогого брата, — ответил Демиан, спрыгивая и протягивая к Диане руки. — Маркиз любезно предоставил нам его на неоговоренный срок. — Диана соскользнула в его объятия, ожидая, что Демиан поможет ей сойти на землю, но карета медленно тронулась, а он не отпускал. — За что ему честь и хвала.
— Честь и хвала, — эхом повторила Диана. Руки, которые она опустила на плечи Демиану, когда он принимал её в объятия, неловко замерли, прежде чем она обняла его за шею.
— Прислуга живёт во флигеле. Когда вам понадобится...
— О нет, не нужно слуг! — не дослушивая, отвергла Диана. Демиан молча улыбнулся, плечом отворяя ворота.
Видимые со двора стены заплело частой сетью плюща; понизу тянулся дикий виноград, его плети ещё красовались багряными листьями.
Обстановка нижних этажей терялась в густой уже тени, освещённой была одна широкая лестница. И только свечи свидетельствовали о наличии здесь слуг, которые расставляли их, сменяли нагар с фитилей, заменяли прогоревшие на новые. Это единственное напоминало о стороннем присутствии: дом был восхитительно пуст.
То, что её несут на руках, смущало больше, чем Диана хотела показать.
— Нужно же соблюсти хоть одну церемонию. — Демиан негромко засмеялся; в его веселье пряталась горчинка.
— Трей и Ниери нарушили с дюжину! — беспечно возразила Диана.
— Эту не нарушали.
— Да, потому что Ниери ноги не держали. А я, хвала Выси, в состоянии идти сама.
Будто в отместку Демиан легонько подкинул её, отчего Диана, ахнув, прижалась к нему крепче.
— Смеете перечить мужу, сударыня?
— Если бы знала, какой вы, сударь, деспот, нипочём не дала бы вам обета... Хотя! Ведь я и не клялась.
