Габриэль молчала. Что ей ответить? Что она понимает? Понимает. Но разве ей от этого легче?
— Ты мне нравишься, Габриэль, и я даже считаю, что мой брат не заслуживает такой, как ты. Я знаю, как тебе сейчас больно, но поверь мне — боль со временем пройдёт. Ты ещё совсем молода, такая рана заживёт. Это, наверное, звучит цинично, но это так, — Ромина отхлебнула из стакана. — Но если ты останешься с ним, то ваша семья повторит судьбу нашей семьи — гнев герцога Таливерда и месть семьи Корнелли обрушатся на вас. Ты знаешь, что пока мой брат не аннулировал брак с Анжеликой, это стерва неоднократно пыталась его убить? Ведь тогда Волхард по закону наследовала бы она, и даже оставь Алекс поместье дочери, Анжелика всё равно до совершеннолетия заправляла бы тут всем. А когда Корнелли поймёт, что его обвели вокруг пальца, он будет очень зол…
— Что вы хотите от меня? — спросила Габриэль устало.
— Мой брат не вернётся сегодня, и завтра… я велела им прятаться три дня в одном из пастушьих домов. Ты же понимаешь, что если завтра Корнелли приедет просить твоей руки и Алекс узнает об этом — он точно его убьёт. Так что Корнелли мы скажем, что Алекс уехал в Ровердо, вместе с синьором Грассо, и тот подтвердит это, если понадобится. А ты сейчас пойдёшь и ляжешь спать, и завтра уедешь в Аперту. Я тоже вскоре уеду туда, как только тут всё закончится. Я напишу несколько писем, ты отдашь их нужным людям. Послушай, Габриэль, всё это пройдёт. У тебя будет спокойная обеспеченная жизнь и любимое дело. Поверь мне. Я, как никто, знаю насколько важно не переходить дорогу сильным влиятельным мужчинам.
Ромина встала, и снова положив Габриэль руку на плечо, добавила:
— Спасибо, за то, что ты сделала. За то, что спасла моего глупого брата! Я буду тебе должна, — и она ушла, стремительно и шумно, впрочем, как обычно.
Габриэль пришла в свою комнату, чувствуя, что у неё не осталось больше сил на переживания, она будто постарела за этот день на десяток лет. Кармэла закудахтала, увидев её заплаканное лицо, но Габриэль не стала отвечать на вопросы служанки. И что удивительно, Кармэла как-то внезапно стихла, заметалась молча, принеся плед, и мятный чай, и таз горячей воды с солью, для ног. Открыла окно, чтобы проверить комнату, а затем тихо удалилась, пообещав ещё заглянуть. А когда она заглянула, Габриэль уже спала на самом краю кровати, ровно так, как в первый свой день в Волхарде.
* * *
Капитан Корнелли ждать себя не заставил — приехал ещё до завтрака. И выглядел он злым и расстроенным для человека, который должен был одержать этой ночью свою главную победу. Габриэль наблюдала из окна, стоя на втором этаже, как он гарцевал на подъездной алле и орал на своих солдат. Форма на них была несвежей, в пыли. Может, эту ночь они провели в засаде, а может — в погоне, и сейчас спешивались устало. Пустили своих лошадей пастись прямо на газон, не взирая на робкие протесты Натана.
На подъездной аллее уже стояла их с отцом карета, приготовленная для путешествия, и еще два экипажа, в которых разместились ящики с драгоценным грузом костей, и Корнелли указал одному из своих помощников проверить их. Синьор Миранди стоял тут же, едва не бил по рукам неосторожных солдат, и судя по его мимике, говорил он им об огромной исторической ценности того, что в ящиках.
Не найдя ничего среди останков саблезубого тигра, Корнелли подошел к Ромине, которая молча наблюдала эту картину, и поставив ногу на фундамент, стал нарочито похлопывать хлыстом по голенищу сапога.
Но сестра Фосртера была совершенно спокойна. И видимо ее слова сильно расстроили капитана, потому что он достал бумагу и протянул ей резким жестом, едва не задев по лицу, а затем махнул солдатам — приступайте.
Снова обыск.
А вскоре за Габриэль пришла Джида, и не глядя в глаза, пробормотала, кособоко присев в реверансе, что капитан Корнелли желает с ней поговорить.
Габриэль разгладила складки на своём дорожном платье, вздохнула глубоко, и пошла за Джидой. Сегодня она проснулась рано, почти с рассветом, и всё утро провела обходя усадьбу и прощаясь с теми местами, которые ей полюбились: с озером, с оранжерей и розами, и даже с обгоревшим дубом. Она крепилась изо всех сил, потому что ей всё время хотелось расплакаться, и видеть сейчас капитана Корнелли у неё не было никакого желания.
Она спустилась на веранду, где он уже поджидал её, расхаживая взад-вперёд широкими шагами.
— Что-то случилось, Габриэль? — спросил он, видя, как холодно она приняла его приветствие.
— Ничего, — она пожала плечами, и остановилась, рассматривая тёмные еловые лапы, что нависали над окнами веранды, — о чём вы хотели со мной поговорить?
Корнелли прищурился.
— Ваш отец… синьор Миранди разве ни о чём с вами не говорил? — спросил капитан с некоторым удивлением.
— Если о том, что сегодня вы собираетесь сделать мне предложение, то да, говорил, ответила Габриэль безразлично, переводя взгляд на белоснежные пики Трамантино Сорелле.
Повисла мучительная пауза. Капитан, видимо, не ожидал такого холодного приёма, потому что не повёл себя, как подобает мужчине в такой ситуации: не встал на колено и не разразился речью о любви, не достал кольца или цветов. Он стоял, заложив руки за спину, смотрел изучающе на Габриэль, и лицо его было напряжённым.
— Почему-то мне кажется, что эта новость не радует вас, — наконец произнёс он осторожно. Или… вы не думали над моим предложением? Габриэль… я… когда я впервые вас увидел…
Габриэль повернулась к нему, и прервав его попытку начать романтический разговор о любви, ответила, глядя прямо в глаза:
— Оставим этот фарс. Я не выйду за вас замуж. Так что, прошу меня извинить.
Лицо капитана исказила не то усмешка, не то гримаса злости, и он воскликнул, ещё до конца не понимая, что же произошло:
— И чем же, позвольте узнать, я вам не угодил?
— Просто отказа вам недостаточно? — спросила Габриэль, чувствуя, как внутри неё просыпается злость.
— Позвольте узнать причину? Чем я так плох для вас, синьорина Миранди?
И ей показалось, что в голове у неё словно звучит насмешливый голос гадалки, так похожа была эта ситуация на то предложение в розовом саду, которое делал ей Форстер прошлой осенью. Тогда она, возможно, сделала ошибку, поспешив с ответом… А, может, она и сейчас совершает такую же ошибку? И судьба, совершив новый виток, загонит её ещё в больший тупик? И может, как любой здравомыслящей девушке, ей стоило бы принять предложение капитана Корнелли или хотя бы взять время на то, чтобы обдумать его?
«Вам следует подумать о себе…»
И почему эти слова Форстера, сказанные прошлой осенью, вспомнились вдруг, так некстати?
Да провалились бы вы оба! Ненавижу вас!
Она усмехнулась горько.
— А почему вы собираетесь на мне жениться? Может, потому, что любите меня? Было бы логично, да? — ответила она саркастично и посмотрела на него в упор. — Потому что, иначе, с чего вам ещё жениться на бедной девушке, у которой за душой ни ливра, и которой даже жить негде? Разве что по безумной любви. Ну, или потому, что вы надеетесь, что я принесу вам в зубах Волхард с его рудниками, как собака раненую утку!
