казалось, что захлебнётся. Правда, нам повезло, потому что зубы удалять не пришлось — они сами чудом срослись и продержались ровно до шести лет.
Разговор идёт так плавно и размеренно, что хочется просидеть до утра. Вспоминать, смеяться. Чуточку ностальгировать.
Наиль подхватывает тему за темой. Шутит и стебётся. Вспоминает такие моменты, о которых я давным-давно позабыла. Например, как опасалась брать на руки Мышку. Как в первые дни материнства только и делала, что плакала, потому что дочь успокаивалась, исключительно лёжа на груди у папы, а со мной — отчего-то не ладилось. Мне было обидно. Гормоны били. Я казалась себе неполноценной и неправильной, а Илю кричала, чтобы в таком случае сам добывал молоко и кормил.
Сейчас это воспринимается иначе. Я хохочу до выступивших слёз в уголках глаз, пока муж пародирует мои же фразы.
— Эй, хватит!
Я толкаю Наиля локтем под бок. Припоминаю, как впервые оставила его с ребенком один на один и поехала к врачу, а он так и не смог самостоятельно разобраться с блендером и измельчением еды, и сильно удивился, почему Мышка в шесть месяцев не желала жевать кусочки брокколи.
— Такое ощущение, будто мы только и делали, что косячили.
Поймав взгляд чёрных глаз, подгибаю пальцы ног. В кровь попадает внушительная доза рома, а эмоции качаются, как во время шторма.
— Мне кажется, мы были и есть — не самыми плохими.
— Точно нет, — Наиль мотает головой, накрывая ладонью мою ногу. Мне душно и нечем дышать. Я хочу спросить, для чего он это делает, но затихаю, стараясь не обращать внимания на стремительный жар внизу живота. — Спасибо тебе за дочку, Поль.
Голова кружится. Я улыбаюсь. Затем несдержанно прыскаю от смеха.
— Иль, ты пьян.
— Нет, правда. Возможно, действительно пьян и несу чушь, но я искренне рад, что она у нас появилась. И я ни разу ни о чем не пожалел. Ни о чем с тобой.
Я киваю, соглашаясь. Хочу поблагодарить за то, что не дал сделать аборт и взвалил на свои плечи просто огромные обязанности для двадцатилетнего парня, но в горле образовывается ком. До взрыва мы много чего друг другу наговорили. В основном плохого, а хорошего — нет. Некоторые фразы были на адреналине, но в целом — как есть.
Мы достаточно по-разному представляем будущее. Мы столько всего наворотили, что ни забыть, ни простить, ни вычеркнуть…
— Ты завтра рано съедешь? Хоть попрощаешься?
Наиль тянется к моей щеке и проводит костяшками пальцев по коже. Легко и медленно. Я млею и окончательно расслабляюсь.
Ноздри щекочет родной запах, приправленный алкоголем. Мысли превращаются в желе. Я сомневаюсь, что это именно то, что нам нужно — цепляться друг в друга, когда решение уже принято, но…
Я ощущаю ладонь на шее, близость и жар мужского тела. Щёки вспыхивают. Руки автоматически тянутся к крепкой груди и прижимаются к гулко колотящемуся сердцу.
— Попрощаюсь, конечно.
Это явно лишнее, но я закрываю глаза и размыкаю губы, когда муж притягивает меня к себе.
Первое время не шевелюсь и не отвечаю. Не происходит ничего особенного и сверхъестественного — мы миллион раз целовались, используя приятные ненавязчивые движения и лаская друг друга одними губами. Зная, как приятно и как можно. Сейчас — наслаждаемся и пытаемся отпечатать последние касания в памяти.
Во рту много слюны. Мы жмёмся теснее. Легко соприкасаемся языками и издаем тихие приглушенные стоны. Можно представить, что это плюс одна разрядка к рому. Действенный способ снять стресс.
Я уверена наперёд, что будет дальше — настолько срослась с Наилем. Он пройдется пальцами по шейным позвонкам, поцелует глубже и жестче. Потрётся щетиной о мои щёки. Прервётся, чтобы отстраниться и взглянуть в мои хмельные глаза. Выдохнет, усмехнётся краешками губ. Уткнётся лбом в мой лоб. Потянет на себя.
Перекинув ногу через мужское бедро, опускаюсь сверху. Под вспышки телевизора, срывающееся дыхание. Под участившийся пульс и пробирающий до дрожи взгляд.
— Ты очень красивая, Полюшка…
Его руки едут по моему телу — оглаживают бёдра, задевают живот. Устремляются вверх — к груди.
— Ей ты тоже об этом говорил?
Сейчас не время для претензий, но я достаточно нетрезва, чтобы откровенно спрашивать и получать такие же откровенные ответы, которые, по сути, ничего не изменят.
Наиль накрывает ладонями мою грудь и сжимает через ткань майки. Не прерываясь и продолжая трогать, но с заметным замедлением, а это означает, что ответ будет положительным.
— Прости, — шумно выдыхает. — Всё пошло по пизде…
Знаю. Киваю. Я и сама могла бы остановить это безумие гораздо раньше, но слишком увлеклась, потерялась и утонула в обидах.
Наиль сказал всё, что думал. Он так сильно хотел сорваться с Настей, что с трудом затормозил. Надо же, мы не сговаривались, а прервались на одинаковом этапе. Не рискнули, будто сам факт проникновения хоть как-то повлияет на уже случившуюся измену и предательство.
— Я чувствовала, как ты отдаляешься…
Муж тянет вверх мою майку, чтобы оголить живот и коснуться руками кожи. Я ёрзаю бёдрами, прикрываю глаза. Хорошо. Очень. Пусть и давит где-то за рёбрами.
— Ты не общалась со мной, сбегала и отталкивала.
— Она слушала и понимала. Была рядом.
Следует кивок. Во рту много стекла. Я глотаю, но с огромным трудом каждый чёртов кусочек.
— Хотелось отрезвить — моментами даже назло, но, по сути, заигрывался только сильнее и увязал максимально глубоко. Делал больно всем: тебе, себе и ей.
Чувствую, что смотрит. Едет взглядом от шеи и ниже. Я опускаю руки на широкие плечи и продолжаю двигаться, сидя верхом и нарочно задевая эрекцию.
— Что у вас было?
Я спрашиваю спокойно — по крайней мере, внешне. Голос не ломается и не дрожит, словно я поймала грёбаный дзен.
Наиль откидывается на спинку дивана и живо реагирует на прошлые события. Грудная клетка ходит ходором. Выдохи рваные и хриплые.
— Секса не было. Был петтинг.
Помню, Настя с обидой сказала, что Иль в очередной раз выбрал семью. Не меня,
