эту мысль, ни говорит себе, что брат не отвечает за брата, что Дадоджон по натуре другой, все равно не может не думать, что он одного семени с Мулло Хокирохом, соучастником убийства Карима-партизана, ее отца. Нет-нет да и приходит на ум поговорка: «От скорпиона — скорпион, от змеи — змея». Вдобавок ко всему Дадоджон — не только зять Бурихона, но связан с ним и по работе. Отдали снабженческое дело родственникам…
Одного не могла понять тетушка Нодира: как Аминджон Рахимов все-таки согласился с тем, что они взяли Бурихона экспедитором? С ней он вообще не говорил на эту тему, спросил только Сангинова, доверяют ли они Бурихону, и больше не вмешивался. Она и Сангинов думали, что Бурихон достаточной сурово наказан, и, в конце концов, кому, как не ему, знать, что ни одно преступление не остается безнаказанным?! Может быть, и Аминджон Рахимов исходил из, этих же соображений? Но этот подлец Бурихон просто-напросто не понимает, что такое человечность, — всех подвел!..
…Тетушка Нодира услышала шаги и подняла голову. Ей навстречу шел Сангинов. Он тяжело дышал и был мокрым от пота.
— Да вы что, товарищ Сангинов, бежали, что ли?
— Да, бежал, — ответил тот, с трудом отдышавшись. — Говорят, если каждое утро бегать, можно избавиться от сердечных болезней. Я объединил два дела в одно: побегал и осмотрел поля.
— Ну и ну, — покачала тетушка Нодира головой. — С врачами хоть посоветовались?
— Еще чего не хватало! Буду из-за этого тратить время!
— Напрасно. Даже халат шить нужно умеючи, а тут речь идет о здоровье. В вашем возрасте, по-моему, бегать так резво опасно. — Тетушка Нодира рассмеялась: — А как вы умудряетесь осматривать поля на бегу? Много увидели?
Сангинов тоже засмеялся.
— Ваша правда! — сказал он. — Но хлопчатник, по-моему, взошел неплохо? Как считаете?
— Всходы прекрасные, — ответила тетушка Нодира и вдруг тяжело вздохнула: — Плохи наши дела в другом…
— В чем?
— Экспедитора посадили.
— Бурихона?! — оторопел Сангинов. — За что?
— За хищения и махинации со стройматериалами. Его поймали на месте преступления с поддельными нарядами и накладными.
— Так это, выходит, замешаны наш завхоз и наш главбух?
— Еще не знаю. Мне кажется, если бы они были замешаны, их тоже взяли бы в тот же час. Но ревизия, наверное, все равно будет.
— Да-а, — почесал Сангинов в затылке. — Если позволите, я съезжу в Богистан, постараюсь разузнать подробности.
— Поезжайте, — сказала тетушка Нодира, и Сангинов поспешил в сторону кишлака.
Утреннее солнце залило яркими лучами весь кишлак, и только тогда тетушка Нодира вернулась с поля и направилась домой, чтобы проводить в школу дочурку. Мысли ее, однако, были заняты Сангиновым. Она думала, что он уже стар, нуждается в отдыхе — отправить бы его подлечиться. А когда разделят партийно-комсомольскую ячейку, секретарем парторганизации нужно будет избрать человека помоложе, поздоровее и поэнергичнее…
На этот раз течение мыслей тетушки Нодиры Прервал Дадоджон. Она встретила его на той же самой улице и на том же самом месте, где почти два года тому назад повстречалась с Мулло Хокирохом. Как тогда Мулло Хокирох, так теперь Дадоджон сгибался под тяжестью большого мешка.
— Доброе утро, — сказал Дадоджон. — Вы уже с поля?
— Да, я уже с поля, — ответила тетушка Нодира, сверля его взглядом. Он был бледен, лицо осунулось, глаза покраснели, словно от бессонницы. — Что с вами? Почему с мешком?
Дадоджон сбросил мешок на землю, развязал его и сказал:
— Вот полюбуйтесь!
В мешке лежали отрезы шелка, атласа, парчи, шерстяных тканей, сатина и ситца. Виднелся даже кусок темно-вишневого бархата.
— Здесь больше ста метров, все с колхозного склада, нашел у себя в чулане и в сарае между потолочными балками, — пояснил Дадоджон. — Не спал всю ночь, искал… теперь несу на место…
Тетушка Нодира удивилась, даже, кажется, не поверила.
— Вы о чем говорите? — спросила она. — Кто брал с колхозного склада и прятал в ваших сараях-чуланах?
— Моя жена, Марджона-бону, — глотнув подкативший к горлу ком, вымолвил Дадоджон и опустил голову.
— Ваша жена? Без вашего ведома?
— Да, без моего… Обманывала меня, таскала… Наворовала она… и я!
— Как наворовала? Я не понимаю. Может быть, ее собственные?
— Нет, колхозные! — вскинув глаза, уверенно произнес Дадоджон. — Вы не сомневайтесь, я проверил по всем документам, даже больше недостает. Пока мог, подменял…
— Как подменяли?
Дадоджон объяснил, что покупал в магазинах то, что удавалось доставать, лишь бы сходилось в цене и количестве…
Тетушка Нодира, глядя на него во все глаза, помолчала, потом спросила:
— Где Марджона?
— В роддоме, вчера отвез, — сказал Дадоджон. — Я и воспользовался этим и перевернул весь дом, пока не нашел ее тайники. Но часть тканей она или успела перепродать, или надо искать их в доме ее брата Бурихона.
— Бурихона вчера арестовали.
— Правда?! — обрадованно воскликнул Дадоджон, но в следующее же мгновение сник. — Значит, сегодня придут за мной…
— С чего вы взяли? — сказала тетушка Нодира. — Если бы вы были виноваты, вас вчера же и взяли бы. Выходит, невинны.
— Не виновен в этом деле, виновен в других. Вот посмотрите эту печатку с моей подписью, ее я тоже нашел в тайнике. Могу представить, как использовали ее брат и сестра, — горестно усмехнулся Дадоджон.
Тетушка Нодира взяла из его рук печатку, внимательно всмотрелась. Да, действительно точная копия подписи Дадоджона.
— Проклятые! Как они сделали ее?
— Вор на все горазд.
— Да, хитер Бурихон. — Тетушка Нодира покачала головой, потом положила свою большую теплую ладонь на плечо Дадоджону. — Ничего, экспертиза отличит вашу подпись от копии на этой резинке. Не волнуйтесь!
— Я не волнуюсь, — сказал Дадоджон. — Я решил.
— Что решили?
— Отнесу сейчас этот мешок на склад и с вашего разрешения поеду к прокурору, все ему выложу и во всем повинюсь. Я захватил и сберкнижки… — Он запнулся, хотел сказать: «своего ака Мулло», но сказал: — Мулло Хокироха, — а потом добавил: — Но прежде разведусь с женой. То есть оставлю заявление о разводе в суде. Она была моим врагом, и даже ребенок, даже сын, не остановит меня. Если бы можно было, я отобрал бы у нее ребенка — нельзя доверять ей воспитание. Прошу вас, тетушка Нодира, поручите Туйчи принять у меня склад. Я поеду в район и больше не вернусь.
— Почему? — вырвалось у тетушки Нодиры из самого сердца, переполнившегося состраданием.
— Потому что меня не оставят на свободе.
— А может… может быть, прежде зайдете в райком, поговорите с товарищем Рахимовым?
— Нет, — ответил Дадоджон. — Я не хочу искать защиты. Передайте товарищу Рахимову от меня привет и скажите ему, что я угодил в плен к воронью… воронью
