ехал, эта история воспроизводилась в его голове по кругу многократно. Всякий раз, доведя её до конца, он принимался разворачивать сюжет заново, с того, как ни о чём не подозревающая прародительница идёт по деревенской улице, а на встречу ей выходят полицаи. Будто память – это такой старый музыкальный автомат с пластинками, который играет, что хочет.
Георгий понятия не имел, как выглядела та самая его прабабушка… Он и не мог знать, в семье не осталось её фотографий. Трудно объяснить современным людям: вот прожил кто-то огромную, насыщенную жизнь, и нет ни одного снимка… Но правнук не сомневался, она была настоящей красавицей.
Всё слишком изменилось. Раньше с похмелья пили рассол или кефир. Теперешний человек, в том числе и сам Горюнов, предпочитал бутилированный гаспачо. Раньше в одной коляске «выращивали» целый выводок детей. Агрегат передавался из семьи в семью, на борту первого транспорта можно было звёздочками отмечать количество повзрослевших в нём пассажиров. Сейчас у каждого карапуза – по два-три средства передвижения. И вроде все нужны, ни одно не простаивает… Вот только после того, как малыш подрастёт, коляски уже никому не передать, качество не то.
Раньше конфеты-мишки походили на медведей, а не на соплю с семью торчащими прыщами – четыре лапы, нос и два уха – будто кто-то ущипнул желе. Шоколадный «Дед Мороз» теперь – полая гладкая коричневая колобаха сомнительного кофейного вкуса. Что-то среднее между сосулькой и фаллоимитатором, завёрнутым в фольгу. В «зайчика» она превращается просто заменой рисунка на фольге.
Вселенная остывает, всё портится. Именно поэтому самые фантастические вещи в мире – это твёрдый сыр и вино, которые с годами умудряются становиться лишь лучше. Они заставляют время служить им, используют его себе во благо… Похоже, только они… Георгий был голоден до такой степени, что про книги совсем не подумал. Опорожнённый тошнотой желудок напоминал о себе неприятным урчанием. Но где найдёшь еду в пригородном автобусе?
Горюнов посмотрел в окно. Наступали приятные сумерки. Естественный свет. Других машин, вмешивающихся в него своими острыми фарами, не было… Более того, встречную дорогу сильно засыпало снегом. Очевидно, в обратную сторону сегодня по ней не проехало ни одного автомобиля. А может, здесь вообще никто никогда не ездил? Георгий глядел на эти огромные сугробы с удивлением.
Автобус был далеко не полный. Некоторые сидения пустовали, а на занятых люди ехали в одиночестве. Каждый при желании мог найти себе местечко у окна и без соседа. Тем не менее большинство пассажиров смотрели не на улицу, а в телефоны. Один читал, несколько человек кушали взятые с собой пайки. Может, попросить у них поделиться? Писатель же всегда одалживается.
В детстве ничто не создаёт такого ощущения хода времени, как одуванчики. С возрастом же о его течении начинает напоминать едва ли всё подряд, но больше всего – заснеженная дорога. На свете не существует ничего запасного, и уж точно нет никакого добавочного пути. Всё даётся в единственном экземпляре. Каждый вдох, каждый шанс, каждый миг.
В молодости выкуренная сигарета дарит непривыкшему к интоксикации организму такое наслаждение, которое в последующие годы табак принести уже не сможет. В зрелости, когда приходит время бросать эту пагубную привычку, удовольствие возникает принципиально противоположным путём, ведь воздержание от сигарет становится подтверждением силы воли… Или хотя бы удостоверяет наличие воли как таковой. Уже немало. Однако потом пропадает и это ощущение. И больше никакой радости нет.
О сигаретах Горюнов подумал потому, что они могли бы помочь побороть голод, но ведь в автобусе курить тоже нельзя. Оставалось попробовать отвлечься от размышлений о еде разговором. Он повернулся направо.
– Это чувство отсутствия смысла… – начал Георгий. – Понимаешь, каждый из нас, плох он или хорош, совершенно никому не нужен. Мы словно… Мы словно даже не живём. Мы как бы герои какой-то книжки, которая то ли написана на неизвестном никому языке, то ли забыта на необитаемом острове, где её никто не читает…
– …То ли на свете больше никого нет… кроме нас, – подхватил Борис. – Ты не думал, что так тоже может быть? Хотя вообще, Сом, из твоих уст это свинство, конечно… Ты-то никому не нужен?! У тебя совесть есть?! Да тебя любит столько людей!
– Любит – не значит нужен.
Возник повод всерьёз задуматься. Живаго прав, чувства к Горюнову испытывали многие, но отчего-то ему не было этого достаточно. Порой он будто не замечал чужих эмоций, заостряя внимание на собственных. Эгоизм? Да, но не только в этом дело… Ведь его иногда любили так чисто и просто, без условий и причин, но всё равно обязательно требовалось, чтобы и здесь проступили какие-то смыслы, связи, цели… Интересно, если бы Георгию предложили сделку, променял бы он все эти «пустые» обожания на любовь к себе как к писателю и автору текстов?
– Так до чёрт-те чего можно договориться… – прыснул Борис. – А что же это, по-твоему, значит?!
– Любит – это просто любит…
Горюнов попытался представить, каким взглядом ответит ему на сказанное старый друг. Пришлось изрядно напрягать воображение, потому что, разумеется, никакого Бориса рядом не было. Откуда бы он здесь взялся? Не было уже и автобуса. Георгий давно стоял на остановке. Это – пересадка. Дальше следовало ехать на другом.
Внезапно Горюнов понял, что потерял шапку. Наверное, осталась на сиденье. Удивительные, забытые с детства переживания. Сколько лет с ним не случалось такого… Вновь эта школьная обида: была и нету. Наверное, будут ругать… Только кто?
Остановка находилась в глухой, хоть и довольно крупной деревне. Когда двери автобуса распахнулись и водитель сообщил, что дальше не поедет, все вышли на улицу. Как выяснилось, спутники Георгия… Можно ли назвать спутниками совершенно посторонних людей? Попутчики. В общем, все они ехали как раз до этого населённого пункта, потому в мгновение ока исчезли между домами. Ждать следующего автобуса в сумерках остался один Горюнов.
По расписанию он должен был прийти сорок минут назад, но почему-то опаздывал. У единственного прохожего Георгий узнал, что на другом конце деревни имеется продуктовый магазин. Открыт ли ещё? Жутко хотелось есть, но как тут отойдёшь, если автобус может подъехать в любую секунду. Ждать потом следующего?.. Нет уж.
Было так тихо и спокойно… Будто в раю. Рай – это вовсе не безграничные удовольствия и радости. Это отсутствие страданий, в отличие от ада, и отсутствие искупительных забот, в отличие от чистилища. Рай – это тишина, безмолвие и покой. Похожие ощущения возникают, когда уходишь под воду, но ещё не кончился кислород… Так хорошо.
Кстати, здесь не было
