что тот ему больше не попутчик, благополучно выбрался на волю и исчез. По горячим следам найти его не удалось: Васильев как будто сквозь землю провалился.
Что же касается неудачника Якова Сосны, то его вскоре обнаружили тюремные надзиратели и доставили в тюремный госпиталь. Несмотря на столь сокрушительное падение, Яков отделался лишь сломанной ногой. В остальном его здоровье не внушало опасений, и незадачливый альфонс предстал перед судом. Это произошло 26 января 1908 году, когда Сосну осудили по делу Розалии Рейнман на десять лет каторжных работ. А вот Арвида Вардберга долгое время не могли разыскать, и только спустя два с половиной года, 8 июня 1910 года, его задержали в Париже.
Дом предварительного заключения на Шпалерной улице
Как он там оказался? На суде он так рассказал о своих похождениях: «Когда на третий день после визита к Розалии Рейнман я прочел в газетах, что Сосна арестован, то увидел, что дело плохо, и уехал в Гельсингфорс с моей сожительницей. Оттуда мы на пароходе перебрались в Германию и достигли Берлина, где я выдавал себя за студента, пострадавшего за политические убеждения, и хотя пользовался помощью русских эмигрантов, все-таки голодал и уехал в Париж. Не зная языка, я и в Париже страшно бедствовал, но французский язык я скоро одолел, узнал о злачных местах в Париже и стал проводником русских туристов. На мою беду, в Париже стали разыскивать Гилевича и случайно нашли меня, после чего арестовали и выдали в Россию».
Дело Арвида Вардберга рассматривалось в петербургском окружном суде 8 марта 1911 года. Обвиняемый пытался доказать, что находился всецело под влиянием Сосны, которого в воровском мире столицы считали «величайшим мошенником». Присяжные заседатели признали подсудимого виновным. Окружной суд приговорил его к двенадцати годам каторги.
«Ревность довела до безумия»
Страшное убийство на почве ревности произошло в Петербурге в мае 1911 года. Впрочем, причина его была достаточно банальной – ситуация «любовного треугольника». Жертвой роковых страстей стала сестра милосердия Обуховской городской женской больницы, шлиссельбургская мещанка Екатерина Павловна Кондырева.
Жизнь ее складывалась непросто: в свои 41 год она осталась вдовой с пятью детьми, старшему было тринадцать лет, а младшему – полтора года. После смерти мужа она оказалась почти без денег и, чтобы прокормить детей, устроилась в больнице на должность «надзирательницы-заведующей».
Однажды один из детей тяжело заболел, и произошло так, что оказавшийся рядом, по случайному стечению обстоятельств, крестьянин Афанасий Карленков выручил ее, заплатив за дорогое лекарство. С тех пор Афанасий, которого вдова назвала спасителем ее сына, стал часто бывать у нее. Афанасий занимался «мелким бизнесом» – вел сливочную торговлю на Можайской улице. В Петербург он приехал на заработки, а в родной деревне у него оставалась жена с детьми.
Со временем отношения Афанасия и Екатерины стали более близкими, однако Е.П. Кондыреву подводила безудержная гордыня: она тщательно скрывала от всех свою связь с крестьянином-торговцем и зачастую в шутку называла его «мужиком». Так продолжалось около года. Коммерческие дела Карленкова шли неважно, и он переменил аршин торговца на ливрею швейцара.
Поступив на службу, он стал ходить в швейцарской ливрее и фуражке. Кондыреву это событие крайне шокировало, и с тех пор их отношения пошли насмарку. Она стала осыпать его упреками, что он злоупотреблял ее благосклонностью, забывая, какая разница между нею, сестрой милосердия, и им, простым неотесанным мужиком. В ответ Карленков начал грубить и демонстративно являлся к ней в швейцарской ливрее. Кроме того, он не упускал случая подчеркнуть при посторонних интимность их отношений. Тем не менее, он не охладел к вдове и даже предложил ей выйти за него замуж.
– Я могу только с отвращением терпеть тебя, но выйти за тебя замуж – никогда! – последовал ответ.
Месяца за два до трагической развязки Карленков получил письмо от анонимного «доброжелателя», в котором тот «считал долгом довести до сведения, что Кондырева очень часто встречается с каким-то молодым человеком». Терзаемый муками ревности, он потребовал объяснения у своей пассии.
– Если даже и встречаюсь с кем-либо, то просить у тебя разрешения мне нечего! – отрезала она.
Этот ответ оказался роковым. Швейцар, терзаемый ревностью, грозил Кондыревой, что скорее убьет ее, чем допустит измену.
Развязка всей этой истории произошла во время случайной встречи Екатерины Кондыревой и Афанасия Карленкова: в приступе ревности он ударил свою неверную возлюбленную ножом. К прибытию полиции помощь врача уже не требовалась – Кондырева скончалась…
Карленков не пытался скрыть своего поступка. Его арестовали, и в полицейском участке он хладнокровно объяснил, что не мог примириться с мыслью об измене любимой им женщины.
– Ревность довела меня до безумия, – заявил он. – Я решил убить ее и еще вчера намеревался ее зарезать, но пожалел. Всю ночь я не спал, и в четыре часа утра пришел к окончательному решению. Дождавшись ее возвращения с ночного дежурства из больницы, я подкараулил ее на улице и расправился с ней…
Роман, закончившийся взмахом бритвы…
В августе 1910 года в петербургском жандармском губернском управлении на Тверской улице случилось происшествие, неслыханное по своей дерзости и жестокости: заключенный, вызванный сюда из Дома предварительного заключения, зверски убил свою жену, пришедшую к нему на свидание. В присутствии жандармов он неожиданно подскочил к своей жене и перерезал ей горло бритвой, которую она сама и принесла, выполняя просьбу мужа…
Убийство на Тверской стало трагическим финалом любовного романа между двумя молодыми людьми, буквально помешавшимися на почве завораживающей революционной стихии.
Александр Кузов происходил из крестьян Тверской губернии, а его жена Зинаида была родом с питерской Невской заставы – у ее семьи был небольшой домик на Механической улице. Во время революционных событий 1906–1907 годов обоим было около двадцати лет. Кузов был известен полиции как один из политиков-«смутьянов», будораживших рабочих за Невской заставой: он верховодил среди безработных, умел говорить пламенные речи на митингах. Был он и неплохим организатором: вокруг него собирались подростки и молодежь, из них Кузов сколачивал «боевые группы» для совершения экспроприаций «на пользу революции».
В 1907 году Кузов участвовал в знаменитом нападении на поезд Сестрорецкой железной дороги, когда был ограблен казначей, перевозивший деньги для оружейных заводов. Кроме того случая Кузов был замешан и во многих других «эксах», грабежах и преступлениях, в том числе в убийстве шести городовых в 1907 году в районе Шлиссельбургского участка.
Зинаиду считали в ту пору «правой рукой» Кузова. За Нев ской заставой хорошо знали эту смуглую девушку маленького роста – ее называли «кнопкой» и «карандашом». Нередко ее
