class="p1">— Я могу спасти твоего волчонка от Короля.
Одно из зеркал озарилось бледным светом и на его поверхности, словно на масляном полотне, застыл исполинский медведь: с жёлтых клыков на припорошенную снегом землю стекала тёмная кровь, а в могучей пасти был зажат молодой чёрный волк. Глаза раненного зверя были полуприкрыты, но я всё равно узнала Ария в их бледно-небесном холоде.
Моё сердце болезненно сжалось в тугой комок и ухнуло вниз.
— Его спасет лишь Истинный Король, — не позволил сдаться голос.
— Я могу вернуть твоих родителей.
Легкая ладонь опустилась на моё плечо, в нос ударил щекочущий аромат мяты и откуда-то из темноты донеслись приглушенные переливы до боли любимого смеха. По моему телу пробежала дрожь. Я была готова сдаться. Мне отчаянно хотелось обернуться, прильнуть к родительской груди и никогда не разжимать объятий, но бестелесный голос из моей головы обрел незримую осязаемую плоть и сжал моё лицо в холодных ладонях.
— Он их не вернет.
Я разрывалась на части, раскалывалась на осколки будто разбитое зеркало. Мне хотелось верить Призраку — я знала, что это был он, — хотелось верить в его ложь, вернуть родителей и спасти обоих тамиру от Саит, от Теней, от Короля и от самой себя. И для меня не имела значения цена, которую придётся за это отдать. Пусть сгорит хоть весь Гехейн, лишь бы они были в безопасности. Но я не могла закрыть уши от обладателя второго голоса, сердце которого билось о мои рёбра в унисон с моим собственным. Его слова обволакивали заботой и были лишены лжи.
Внезапно рука на моем плече отяжелела, будто налилась свинцом, и острые когти впились в кожу.
— Где же ты, девочка? — настойчиво произнёс шинда.
Он прижался щекой к моей голове и с вожделением глубоко втянул запах волос. По спине пробежал неприятный холодок.
— Смрад болотных вод, — с отвращением прошептал Призрак. — Ищешь помощи у ведьм?
Я оцепенела.
Внезапно, клубящаяся над головой тьма, раскололась и сквозь изломанные трещины вместе с бледным светом пробился настойчивый женский голос:
— Проснись!
Я резко распахнула глаза. Страх, вырвавшийся вместе со мной из кошмара, сменился удивлением — возле меня сидела незнакомая женщина.
— Крепко же ты спишь, — подметила она с обвиняющими нотками в голосе.
Я ошеломлённо уставилась на незнакомку: золото амев вновь осыпало Даг-Шедон и льющийся в распахнутую дверь свет озарял её лицо, подчеркивая плавную линию губ, чуть вздернутый нос и раскосые изумрудные глаза. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы наконец осознать — передо мной была ведьма.
— Пойдем со мной, — позвала она и, не дожидаясь ответа, направилась к двери.
Я стремительно вскочила.
Неужели мне удалось достучаться до ведьм?
Сердце радостной птицей затрепыхалось в груди, но последующие слова ведьмы будто топором рубанули по её хрупким крыльям:
— Зверя оставь в этом доме, — велела женщина, когда я потянулась к Эсперу.
Разочарование сдавило мое горло, пальцы дрогнули, коснувшись рыжей шкуры тамиру, и я с трудом заставила себя отступить. Рыжий кот тонкой тенью остался лежать рядом с Шеонной — к моему удивлению присутствие ведьмы не потревожило сон подруги.
Бесшумно ступая по дощатому настилу, ведьма повела меня к лесу.
— Это вы были в моем сне? — спросила я, не выдержав тяжести молчания.
— Я не умею ходить по снам, — бесстрастно ответила женщина. — И не знаю тех, кто на это способен.
— А как же шинда?
Ведьма вздрогнула, словно от пощечины, но не удостоила меня ни ответом, ни взглядом.
— Что вы о них знаете? — не унималась я.
— Ничего, — с напускной усталостью в голосе ответила ведьма, всем своим видом показывая, как ей утомительны мои вопросы. — Когда я родилась, они уже превратились в миф.
— Но сейчас этот миф бродит по земле! — возмущенно воскликнула я.
— По людской земле, — бесстрастно бросила ведьма.
Я обескураженно заскрипела зубами, но удержалась от ответа — сейчас не лучшее время, чтобы портить и без того шаткие отношения с ведьмами.
Пружинистый мох под ногами неожиданно сменился твердой мощеной дорожкой и сухой шипастый кустарник сердито хлестнул по коленям. Удивившись резкой смене обстановки, я озадаченно обернулась и с испуганным криком отпрянула от края пропасти, разверзшейся за спиной.
— Не отставай, — поторопила ведьма и я поспешила за ней, пока ветер не столкнул меня в скалистую пасть ущелья.
Дорожка обогнула колючие заросли шиповника и свернула к изъеденному ржавчиной и увитому плющом кованному заборчику. Ведьма толкнула калитку, та тихо скрипнула и в следующее мгновение мы уже стояли посреди широкой улицы, залитой жёлтым светом масляных фонарей. Огонь в чашах, установленных на бронзовых треногах по краю дороги, погас десятилетия назад, но его свет, будто пойманный в ловушку времени, всё ещё озарял покинутый город — точнее то, что он него осталось и еще не обрушилось в медленно расширяющийся оскал Разлома.
По обеим сторонам дороги сиротливо вытянулись одноэтажные бревенчатые дома. Время сохранило их стены, но не сумело удержать уютную иллюзию о жизни, которая когда-то наполняла это место, как продолжало удерживать свет фонарей.
Город тонул в угрюмом одиночестве.
— Это Шираэн, — тоскливо произнесла ведьма и впервые с того момента, как мы покинули Даг-Шедон, посмотрела в мою сторону. — Город о котором люди никогда не вспомнят, потому что решили сохранить в своей памяти лишь жертву Джарэма.
Она замедлила шаг и остановилась напротив одного из домов. При взгляде на него моё сердце заныло от тоски. Повинуясь необъяснимому чувству, я протиснулась в приоткрытую калитку, — она из последних сил держалась на единственной сохранившейся петле, уткнувшись уголком в пыльную землю, — и взбежала по ступеням.
Время не пощадило это место, оно больше не оберегало его и словно хотело скорее стереть из памяти Шираэна ветхое здание и всякое напоминание о его последних жильцах.
Без него дом чах на глазах: крыша частично обрушилась, ветер гонял по пустым комнатам серую пыль и сухие листья, пол зловеще скрипел под ногами, доски опасно прогибались, а кое-где вовсе отсутствовали и из зияющих дыр росли колючие кустарники и молодые, еще хрупкие, деревья. Я прошла пустой дом насквозь и не без труда раздвинула двери, ведущие на задний двор. У края деревянного настила шелестела высокая трава, запущенный чахлый сад обрывался пропастью — заборчик на её краю давно обрушился вниз, — а за ней очень далеко на горизонте шумели морские воды. Конечно, я не могла их разглядеть и услышать, но он слышал всегда.
Горло засаднило от подступающих слёз. Я никогда не знала этого ребёнка, никогда не чувствовала прикосновения его разума, никогда не видела его в воспоминаниях Эспера кроме того страшного сна