— Так, погоди.
Это было самое поразительное известие.
Я подошёл к перилам, сел на них и пристроил бананы рядом.
— Что-то я совсем запутался. Ты себе кого-то нашёл? Поверить не могу. Когда успел?
— Да, я и сам запутался. Забей. Всё равно в армию уйду, а за это время, как ты говорил, столько всего может произойти. Сказал ей, пусть делает что хочет. Вернусь — решим. Даже хорошо, что думать про это не буду и дёргаться: как она и что.
— Всё равно будешь.
Он прищурился и рассмеявшись, опустил взгляд на «Всё зелёное».
— Вот и проверим меня на прочность.
Мы немного помолчали. Я очистил банан.
— А Яров что?
— Что Яров?
— Лёха сказал, вы с ним сошлись.
— Это он со мной сошелся.
— Нет, правда… Вы помирились?
— Как ты себе это представляешь? Как мы можем помириться, после всего, что было?
— Но вы общаетесь.
— Случайно выяснилось, что у нас много общего.
— Значит, ты тоже Яров? Андрей Яров. Непривычно звучит.
— Заткнись, а?
— И что вы будете с этим делать?
— Мы не обсуждали.
— Хочешь честно? Если бы мне внезапно в братья достался Ярослав, я бы не расстроился. Лучше, конечно, ты, но Яров тоже ничего. Каким бы он ни был гиморойщиком, у него есть то самое главное качество, которое ты больше всего ценишь в людях.
— Борзость?
— Надёжность. Яров сам по себе, он самодовольный и иногда гадкий, это правда, но если он вдруг за тебя, то он будет с тобой до конца. Может быть он даже надёжнее, чем ты.
— Почему это? — Тифон возмущённо замер.
— Когда вы с ним рассорились, он не стал подыскивать себе новых друзей, когда Нинка его киданула, не завёл себе новую подружку, его мама болеет, и он сидит с ней с утра до вечера, выполняя любую её прихоть, пусть даже противоречащую его принципам. И это Ярослав, который может позволить себе всё, что захочет.
— Я тоже согласился вытерпеть его ради матери, — проворчал Тифон. — И Зоя у меня одна, и друзья те же.
— Вот я и говорю, что вы похожи.
— Нет, ты сказал, что он надёжнее.
— Я сказал «может быть». А ещё… После той истории в Башне смерти. Яров сказал, что ты отличный парень. Клянусь, так и сказал. Просто подумай об этом.
Тифон достал сигареты и закурил.
— Хорошо. Подумаю. Но не сегодня. И не завтра. Вот осень начнется, и буду думать и про Зойку, и про Ярова, и про отца, и про всё остальное тоже. А сейчас не хочу. Просто пойду, напьюсь и буду, как Криворотов отжигать до беспамятства.
— Кстати, я тут близняшек встретил, — пробубнил я с набитым ртом. — Привет тебе передавали.
— Только не это.
— Обещали, что скоро за тобой придут.
— Надеюсь, ты их послал?
— Просто дал им твой адрес. Ты ведь теперь живёшь один.
— Совсем дебил?!
— Ладно, шучу. На самом деле, это они отговорили меня картину продавать. Заверили, что на ней якобы изображено счастье. А счастье, типа, не продают.
— Счастье? — Тифон снова недоверчиво поглядел на картину, затем на меня. — А что это? Без понятия, о чём вообще речь.
— Ну, это когда ты живешь и нет никаких напрягов или проблем, — я кинул в него банановую шкурку, и он отбил.
— Не знаю про такое.
— Может, поэтому дед и решил подарить тебе эту картину? Чтобы ты узнал?
Тифон снова скептически уставился на «Всё зелёное», но на этот раз с любопытством.
— А ты, Никитос, знаешь, что такое счастье?
Я немного подумал, и потом вдруг вспомнил:
— Счастье — это когда у тебя не болит живот. И не тошнит постоянно. И вообще, когда ничего не болит. Когда ты всем доволен. И всё вокруг тебя радует. И все тобой довольны, а ты доволен всеми. И собой тоже. И куда не посмотри — на всех дорогах зелёный свет. И когда избежал опасности. И ни за кого не волнуешься. И вид летнего парка с Колеса обозрения тоже. И везешь полный кузов смеющихся девчонок. И музыка классная, и можно петь вслух.
А ещё, когда любишь кого-нибудь, а она любит тебя, и вам вместе очень хорошо. И когда весело, и еда вкусная. И танцевать можно всю ночь. И компания хорошая, и школа закончилась и до сентября можно ни о чём не думать…
Я бы, наверное, мог ещё долго-долго перечислять, но Тифон рассмеялся:
— Вот, ты даёшь! Ладно, оставляй картину. Пусть всё это у меня тоже будет.
Все собрались у фонтана, музыка разносилась над лесом, смеркалось.
Девчонки зачем-то нафуфырились, будто собрались в клуб, и мы с Дятлом, устроившись на нижних ступеньках крыльца, с удовольствием разглядывали их.
Самой красивой, конечно, была Настя. Это уже не обсуждалось, и мне не терпелось поделиться с ней одной важной мыслью, пришедшей в голову после разговора с Тифоном, но поговорить никак не выходило.
Как только всё ещё возившийся на балконе Макс, включил что-то лёгкое и ритмичное, девчонки затеяли вокруг фонтана танцы.
Начала Зоя, но Саша, Настя и Алёна её мигом поддержали, вытащив заодно и Кристину.
Петров принялся их снимать, и девчонки ещё больше развеселились, кривляясь и красуясь перед камерой.
Слева от нас сидели Марков с Владом и обсуждали, что идея с арендой дома выгоднее, чем его продажа. А когда Влад рассказал, что Зоя предложила превратить его в эскейп-отель, Марков ещё больше оживился и принялся подсчитывать расходы и потенциальную прибыль с этого дела.
Артём с Витой, не обращая ни на кого внимания, обнимались, облокотившись о столярную бандуру. Я подошёл к ним.
— Через тот телефон, который ты мне отдал, на нас какие-то левые чуваки вышли, — сказал я Артёму. — Тебя искали, требовали максов ролик с Ютуба удалить.
— Гашиш? Ничего себе, — Артём покачал головой. — Удивлён, что вы ещё живы.
— Живы, но было неприятно.
— Понимаю.
— Слушай, может, вы его грохните? Этот ролик. Ну чтобы всем спокойнее было? Не упёрся же он вам.
— Это ужасные люди, — поддержала меня Вита. — Пожалуйста, Артём, зачем нам всем лишние неприятности?
— Ладно-ладно, — добродушно согласился тот. — Скажу Котику, он удалит.
Чуть поодаль, на свежестриженном газоне, там, куда оттащили пластиковые стулья, с видом степенной сорокалетней четы сидели Ярослав с Ниной и отстраненно наблюдали за происходящим. Возле них стоял заставленный стаканами и едой столик.
Поначалу девчонки сделали всё красиво: мисочки, салфеточки, вилочки. Но, к сожалению, это очень быстро потеряло вид. Каждый подходил, хватал нарезанные фрукты, колбасу, горячие бутерброды с чесноком, хот доги, рулетики из лаваша и всякую другую вкуснятину, даже жареные пельмени, прямо руками, скомканные салфетки падали под стол, и никто не спешил их поднимать. А единственная вилка, которой кто-то воспользовался, оказалась почему-то воткнута в пробку от вина.
