Павлу Быстрову с благодарностью за понимание сути и приятие формы.
Юлии Морозовой с уважением за то, что была одной из первых, и за упрямство.
Владимиру Камаеву с восхищением талантом и дружеской привязанностью.
Академику N с почтением за жестокую науку о настоящей жизни, оценить которую я смогла лишь годы спустя.
Иоганну Вольфгангу Гёте, гениальному поэту и драматургу, страстно желавшему врачевать, но по настоянию отца ставшему юристом, с благоговением.
Комический актёр
. . . . . . . . . . . . . . . .
Вам отступленья нет, у вас роман.
Представьте нам такую точно драму.
Из гущи жизни загребайте прямо.
Не каждый сознаёт, чем он живёт.
Кто это схватит, тот нас увлечёт.
В заквашенную небылицу
Подбросьте истины крупицу,
И будет дёшев и сердит
Напиток ваш и всех прельстит.
Тогда-то цвет отборной молодёжи
Придёт смотреть на ваше откровенье
И будет черпать с благодарной дрожью,
Что подойдёт ему под настроенье.
Не может глаз ничей остаться сух.
Все будут слушать, затаивши дух.
И плакать и смеяться, не замедлив,
Сумеет тот, кто юн и желторот.
Кто вырос – тот угрюм и привередлив,
Кому ещё расти – тот всё поймёт.
Гёте, «Фауст».[1]
Авторское обоснование
Этот роман – от начала и до конца выдумка, самая что ни на есть отъявленная ложь о самом разном. И в том, что касается личностей и жизненных путей исполнителей ролей этой трагикомедии. И в том, что наука – это не яркий ряд великих открытий, а тупое поступательное решение крохотных конкретных рутинных задач. И, конечно же, в том, что учёные – они тоже самые обыкновенные люди, а не мифические существа с крыльями или с рогами и тем более не актёры с раз и навсегда утверждённым амплуа. В романе не будет ни хороших, ни плохих, ни злых. И науки как таковой не будет. Будет кафедра. В смысле – такая простая незамысловатая деревянная тумба, встав за которую тот, кому дано такое право, несёт собравшейся в аудитории публике всё, что его душе угодно, в рамках прописанного в лекционном курсе на текущий семестр. Вот я и несу вам из-за своего письменного стола (чем не кафедра?) этот роман, включённый в план издательства на текущий год. Мои читатели, конечно, не все студенты, но и института вольных слушателей ещё никто не отменял. В том смысле, что вы равно вольны как слушать то, что я вещаю в ноосферу с этих страниц, так и немедленно захлопнуть книгу. Я же, со своей стороны, как любой более-менее талантливый лектор (рассказчик), обещаю не только бубнить положенное общепринятое, но и постараюсь, чтобы вы не уснули за партами, тщательно конспектируя (или играя в «Морской бой» с соседом) то, что давным-давно изложено в учебниках, пособиях и руководствах. Лектор хорош только тогда, когда у него, помимо книжного знания и дара излагать, имеется профессиональный опыт. В случае данной конкретной дисциплины – художественной прозы – опыт придумывания. И таковой у меня имеется, так что аудитории будет не только полезно, но и нескучно прислушаться (вчитаться) к некоторым ключевым моментам повествования.
Населяют несправедливый мир конкретно этих книжных страниц придуманные многогранные неоднозначные персонажи. И победа добра над злом не состоится. Потому что нет тут ни добра, ни зла, ни, как следствие, войн между ними. Нет никакой сухой теории, а насколько зелено древо жизни – решать не лектору, пусть за него говорит посещаемость. Никаких перекличек и «нб», исключительно элективный курс.
Живописуя полотно романа, я не пользуюсь идеально белым и беспросветно чёрным, предпочитая фоновый grey scale, проливая на него яркие краски. Единственная истина этого произведения: я использую русский язык, существующий в действительности. Это обстоятельство, пожалуй, и делает роман похожим на правду. Можно ли это оспорить в суде как факт вопиющего использования порочащих кого-либо сведений? Ну, раз вы это читаете, значит, юристы издательства решили, что подобной возможности законами РФ не предусмотрено, даже если какой-то индивид носит фамилию Безымянный, кто-то из знакомых ваших знакомых пытался повеситься на рабочем месте, а читающий эти строки говорит, думает, врёт и пишет жалобы, письма и смс на том же языке. Благо в нём нет недостатка ни для кого, в отличие от вечно делимых истин в благородных схватках с нехваткой всеобщего блага.
Все совпадения случайны и уходят корнями в египетскую клинопись, эллинскую культуру, мракобесие Средневековья и эпоху Возрождения, не раз уже загубленного. Шутка. Простенький риторический приём для привлечения внимания. Я и далее буду периодически рассказывать анекдоты, сплетни и забавные случаи из жизни, разнообразя подачу выдуманного материала. На самом же деле все имена, фамилии и пара-тройка архетипичных проблем и ситуаций, преподнесённых в этом факультативе, родом из славянско-варяжской вечности с её неизменными, во все века нелинейными вопросами: «Чьих будешь?», «Куда идёшь?», «Сколько стоит?», «Который час?», «Кто последний?» и «А ты кто такой?!».
Я дух, всегда привыкший отрицать…
«А поговорить?..» (Старый анекдот)
Студент
Простите, я вас отвлеку,
Но я расспросы дальше двину:
Не скажете ли новичку,
Как мне смотреть на медицину?
Три года обученья – срок,
По совести, конечно, плёвый.
Я б многого достигнуть мог,
Имей я твёрдую основу.
Мефистофель
(про себя)
Я выдохся как педагог
И превращаюсь в чёрта снова.
(вслух)
Смысл медицины очень прост…
– Звонит моему папе один его институтский товарищ. Аналогично заслуженный по самое академическое дальше некуда. Из Новосибирска. Болтают о том о сём. И в конце разговора он просит отца, мол, девочка его будет в Москве по диссертационным делам. Его – в смысле он научный руководитель. Ну, и не мог ли мой старик отзыв этой девочке написать, чтобы красивое, отпугивающее недоброжелателей имя для солидности. Папахен отвечает, мол, не вопрос. «Пусть, – говорит, – только «рыбу» привезёт».
– Обычное дело. И что тут такого интересного?
– А то, что эта девочка рыбу и привезла. Здоровенную такую, копчёную рыбу. Вкусную, кстати…
