— Лучше бы он был в больнице.
— Хочешь, бери дочку, мужа, бабушку, дедушку, маму, папу. Бери всех с собой. Только будь рядом.
— Не надо врать. Я уже люблю тебя…
— Соня, я не шучу. У меня все есть. Никто не будет голодать. Ты можешь мне верить. Я не могу без тебя. Бери всех, только будь рядом.
— Но так не бывает.
— Но пусть так будет.
— Я не готова, я так не умею.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы ты научилась?
— Я не знаю.
— Я знаю.
Он достает портмоне, вынимает чековую книжку и еще какие-то бумаги, что-то торопливо пишет. Соня глядит на шрам чуть выше переносицы и думает, что в детстве он упал с велосипеда. Плакал. Его утешала бабушка, мама и няня. А отец, наверное, сказал: «Нужно быть мужчиной. Мужчины не плачут!»
— Как твоя фамилия?
— Сквирская.
Добруша оторвал чек и протянул Соне.
— Это тебе. Пойдешь в банк. У тебя не будет других проблем, и ты будешь все время думать.
Соня заглядывает в чек, и брови смешно ползут на лоб.
— Ты что? С ума сошел?
— Я еще не все сказал. Надевай каску.
— А что, сейчас будет обвал в горах?
— Хуже. Сейчас будет Добрик.
— Добрик — это когда много добра?
— Да, и любви.
— Ты… ты… ты… забери чек… вот он.
— Соня, это подарок.
За столиком Нонна и Юля, обе с сигаретами. На полу большая черная спортивная сумка. Они не отрываясь смотрят на сумку и на чьи-то ноги, торчащие из-под стола.
Юля шепотом спрашивает:
— Ну, что, будим Соньку?
Нонна заглядывает под стол. На ее коленях — голова Сони. Она спит.
— Пусть еще поспит! Почти сутки прорыдала.
— Слушай, сегодня официальный ответ должен прийти с фестиваля этого. Но мне по секрету сказали, что Жоркин фильм, ну, господи, как он называется-то?! «Кто я? Что я?», успешно прошел первый тур.
— Да и фиг с ним. Нам сейчас не до этого.
На Добрушины деньги было решено открыть магазин. И место подходящее было — рядом с «Инферналом». Подруги еще не решили, что будут продавать, но уже бились над названием.
Нонна предложила:
— «Добруша». Как же еще? В честь благодетеля.
Соня приоткрыла один глаз.
— Тогда буду рыдать всю жизнь. Ну что, пишем?
Соня наконец садится рядом с подругами.
— Она к нам возвращается! — кричит Юля. — Она возвращается!
— Пишем, пишем. Доставайте талмуд.
«Любовь прекрасна. Она бескорыстна и безгрешна. Ночи, проведенные с любимым, нежны и мимолетны. Счастье есть. Это уже аксиома, в которую стыдно не верить. Но! Избавимся от предрассудков. Если вы думаете, что любовь и деньги несовместны, обратитесь к нам, мы вам расскажем историю…»
Глава 11
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
Неожиданно Юля перестала себе нравиться. Уже битый час она, голая, стояла в ванной и рассматривала свое отражение, подставляя зеркалу то один, то другой бок. На спине и предплечьях ящерицами извивались татуировки. На пупке висело тонкое серебряное кольцо. В носу поблескивал небольшой алмазный камушек. Юля хорошо знала свое тело, украшала его, тренировала, одевала в хорошие вещи. Ее тело нравилось тем, кто занимался с ней любовью — мужчинам и парочке женщин. Ее тело любил Эдуард. Проблема оказалась именно в нем.
Из-за двери раздается голос Эдика.
— Рыжая, ты что там застряла?
Юля берет себя за кончики торчащих во все стороны волос и приподнимает их.
— Я рыжая моль… Я летучая мышь…
— Чего?!
— Я говорю, что я ужас, летящий на крыльях ночи…
— Ночью? — не расслышал Эдуард и уверенно оповестил: — Было хорошо.
Юля меланхолично согласилась:
— Хорошо.
— Да открой, чего ты там заперлась.
— От ужаса. Смотрю на себя, и страшно делается.
— Да? А мне нравится.
— Нравится?
Она поворачивает замок в дверях и выходит из укрытия.
— Недели через две мой муж приедет и ну как не даст развода. Вот весело будет.
— А я его убью, и он даст развод.
— Когда ты его убьешь, он уже не сможет дать развод.
— Ты будешь вдова. Вдовы привлекают мужчин, — говорит Эдик и целует ее в нос, лоб и глаза.
— Интересно, почему?
Эдик пожимает плечами.
— Не знаю. В журнале прочитал. Честно.
— Ладно, вали на свою биржу.
— Я не на биржу. Я сначала в «Инфернал» заеду.
— Ну, вали в свой «Инфернал», а я пока тут пострадаю.
— А о чем страдать-то собираешься? Про мужа-то мы договорились? В случае чего — убьем. Рыжая, ты не страдай.
— Вот в том-то и дело! О несовершенстве бытия! Я ведь не рыжая.
— Рыжая, я же вижу.
И Юля выпаливает страшную правду:
— Я крашеная, крашеная, крашеная.
— Ну и что? Тебе идет, — говорит Эдик, немного удивленный ее реакцией.
— Все какое-то фальшивое в моей жизни, картонное, — причитает Юля.
— Рыжая, прекрати истерику. Ты на машине как мужик гоняешь, а тут чего? Значит так. Девятое мая завтра. Поедем ко мне на дачу деда поздравлять.
— На дачу?
— Ну да.
— Ты деда с Днем Победы поздравляешь?
— А что такого?
— Ты ж говорил, что он в оперетте пел.
— Пел. С агитбригадами до Праги дошел.
Эдик тянет ее к себе.
— Иди ко мне, рыжая.
Он целует Юльку так нежно, так осторожно, будто ничего более хрупкого не держал в руках.
На небольшом столике в кафе Нонна раскладывает пасьянс. Задуманное не сходилось, и потому карточный «хвост» заполняет все пространство. Юля и Соня сиротливо держат в руках чашки и пьют кофе «на весу».
— И тут он в «Инфернал» уже не успел… Ну, я про это рассказывать не буду…
— Почему? — запротестовала Соня. — Это самое интересное.
Нонна, не отрываясь от своего важного дела, пихнула Соньку под столом ногой.
— Поехал сразу на биржу. Пригласив, между прочим, на дачу.
Соня вздыхает и мечтательно смотрит через витрину на шумный Невский проспект. У Нонны сложилась наконец одна из карточных комбинаций, и на столе образовалось место. Воспользовавшись этим, Юля поставила свой кофе, решив, что уже можно использовать столешницу по назначению. Нонна легко ударила ее картой по руке, и Юля смиренно подняла чашку.
