— Сюда, вниз, — произнес рыцарь, встретивший его на трапе, указывая на узкие мостки, которые вели с кормового возвышения внутрь корабля.
Раздался удар барабана. Ожидавшие гребцы подняли ремни. Второй удар — и более сотни весел одновременно окунулись в воду. Флагманский корабль лег в дрейф и направился к световой дуге.
Люк спустился по лестнице.
— Сюда! — Его провожатый открыл узкую дверь. За ней находилась каюта.
Комнату освещали два фонаря. На узкой койке лежал Оноре. Его тело свело судорогой, пальцы вцепились в простыню. Он стонал.
Молодой рыцарь закрыл за Люком двери.
Пахло копотью в фонарях и потом.
— Хорошо, что ты пришел, — простонал Оноре. — Ты должен помочь мне.
Люк опустился на колени рядом с койкой. Ему пришлось заставить себя взглянуть на ужасную рану примарха. В поруганной, гноящейся плоти извивались личинки. Поблескивало белым ребро. Рана была глубока. Было видно, как удары сердца заставляют содрогаться мышцы груди.
— Моей силы хватает ставить смерти шах, — прошептал Оноре. — Но излечить свою рану я не могу. Ты должен сделать это!
Люк уже пытался сделать это однажды и потерпел поражение. Не мог же примарх забыть об этом!
Оноре снова скрутило, словно в судорогах. Он должен смотреть глазами целителя, иначе его стошнит! Белые червячки пожирали больную плоть. Ни один нож не сможет отрезать настолько точно, чтобы отделить здоровую ткань от больной.
— Пожалуйста, Люк!
В окно влился золотой свет ворот. Люк склонился и начал убирать личинок кончиками пальцев.
— Когда прозвучит горн, мы будем между мирами, — пробормотал Оноре. — Тогда ты должен приступить.
— Да, конечно, брат. — Он положил руку на лоб Оноре. Он был холодным.
Примарха снова выгнуло от боли. Люк отсчитывал такт, отбиваемый погружением весел во вспененную воду.
Наконец юный рыцарь вынул из раны последнюю личинку и раздавил ее между большим и указательным пальцами. Затем положил ладонь на дыру, зияющую в груди примарха.
Раздался жалобный звук рога.
Люк закрыл глаза. Он чувствовал боль Оноре. Миг, в который горячая пуля вошла в его плоть.
Люк застонал. Все эти годы боли разделил он с примархом. Молодой рыцарь дрожал всем телом. Его голова опустилась на живот больного. Лоб Люка покрывал холодный пот. Какая-то чужая сила словно путами сковала его тело. Сила пронизала его подобно золотому копью. Люк выпустил боль в протяжном крике. Дрожащая плоть извивалась под его пальцами, словно он засунул руку в змеиное гнездо. Внезапно Оноре перестал дергаться. Боль лишила его чувств.
А потом Люка пронзила новая боль, неожиданная и чужая. Удар в лицо. Сильный, резкий. Клинок! Его кожа горела. Вонь от тающего внутреннего жира и тлеющего рога перекрыла все остальные запахи. Волосы его начали завиваться и превратились в дым.
Узлы в легких стискивали его грудь. Он чувствовал по всему телу старые раны своих товарищей. Плохо залеченный перелом внезапно выправился, кости обрели прежнюю форму. Люк закричал. Теперь это были короткие, отрывистые крики. А с палубы ему отвечали дюжины других криков.
Люк почувствовал, как из левой глазницы у него выскользнул стеклянный глаз. Вытесненный чем-то, что выросло вместо него. Кровь стала жиже. Гной, точно пот, тек изо всех пор. А потом он взорвался. Его тело разделилось на части. Он тек по паутине из нитей, сотканных из золотого света. И словно вдалеке замерцало что-то светлое. Его лицо. Оно устремилось к нему. Летело все быстрее и быстрее. А потом его поглотила тьма.
Посланница
Эмерелль глядела на закат. Она стояла на узкой галерее на корме роскошного баркаса, на которой этой ночью ее снова выберут королевой Альвенмарка и коронуют. Уже много часов стояла она неподвижно здесь и смотрела на море. Куда подевался Крепкохват? Он был единственным из орлов Тученыря, кто остался в Вахан Калиде. Большой птице понравилось охотиться на кайманов в мангровых рощах. Утром она послала его на разведку. Почему он не возвращается? Пропал и маленький парусник, который она выслала в море. Этому может быть тысяча самых банальных объяснений. И тем не менее Эмерелль была обеспокоена до глубины души. Проснулась от испуга посреди ночи. Она ощутила сотрясение в паутине троп альвов, такое же, как тогда, когда в Вахан Калид пришли тролли. Но на этот раз оно было более сильным. Словно нечто невидимое вошло в ее грудь и коснулось того бессмертного, что было в ней.
Эмерелль вздрагивала от одной только мысли об этом. Она при помощи серебряной чаши пыталась понять, что произошло, но не обнаружила видений, связанных с этим событием. Единственное, чего она добилась своим многочасовым бдением, это знания, что этой ночью тролли не замышляют предательства, хотя король Оргрим все еще не явился на предстоящее празднество. Его маленький флот попал в шторм. Они не успеют прибыть на праздник вовремя. Равно как и Морвенна, княгиня Ланголлиона, сопровождавшая войско Гисхильды в мире людей вместе с Олловейном, Фенрилом и Юливее.
Эмерелль улыбнулась. На праздниках коронации мало неожиданностей. Со времен предательства Алатайи никто больше не противился ее правлению. Весь Альвенмарк стоял за нее в борьбе против Церкви Тьюреда.
На палубе послышалось цоканье копыт фавна. Слуги готовили праздничный стол. Было слышно, как в городе шумят ликующие толпы. Праздник огней отмечался раз в двадцать восемь лет. В это время жизнь на широких улицах города-гавани била ключом. Единственные недели, когда здесь жило больше детей альвов, чем зимних крабов.
Как только солнце скроется за горизонт, начнется великий спектакль. Все княжьи дома Альвенмарка соревнуются за то, чтобы лучше других осветить свою башню. Навешивают тысячи фонариков, а самые одаренные волшебники со всех концов мира отправляют в небо светящиеся фигуры и освещают мрамор дворцов всеми цветами радуги. Эмерелль радовалась предстоящему празднику. Лишь бы только Крепкохват наконец вернулся!
В бассейне гавани уже появились первые огни. Свечи на корковой подставке. Покачиваясь, они плыли по воде, напоминавшей в свете заката свежепролитую кровь.
Стая бакланов пролетела прямо над остриями мачт большого флота. Здесь были самые прекрасные корабли Альвенмарка, свидетельствовавшие о богатстве и искусности своих владельцев. В вечернем бризе развевались сотни шелковых знамен.
Движение, мелькнувшее в воде, привлекло внимание Эмерелль. Что-то светлое скользило прямо под поверхностью. Затем из воды показалась рука и помахала ей. Из красных вод поднялось узкое лицо апсары.
— Пойдем со мной, королева!
Эмерелль была настолько удивлена, что не нашлась, что ответить. Требование водяной нимфы было безумным. Она не могла покинуть Вахан Калид. Только не этой ночью! Если через два часа она не сядет за праздничный стол на верхней палубе, то князья Альвенмарка выберут кого-нибудь другого, кто будет носить корону.
