Снова успокоившись, я отправилась на поиски места, которое было моим последним домом в Сайгоне. Я не особо тешила себя надеждой. Годы войны могли стереть этот дом с лица земли.
Еще меньше я верила в то, что дом стоит на прежнем месте. Но он был там. На самом деле. Он был пустым. Я не нашла ни кузнеца, ни матери. Здесь не было даже соседей, которые могли бы рассказать мне, что случилось с моей семьей. Когда я вошла в полуразрушенный дом, мне показалось, что на мою душу лег огромный груз. Время изменило многое, но некоторые вещи я до сих пор хорошо помнила. На одной из балок были зарубки, с помощью которых мой отчим отмечал, как росли Тхань и я. Тут же были его старые кузнечные инструменты, которыми, судя по их виду, совсем недавно пользовались. Может быть, у моей матери и кузнеца родился сын и внуки, которые смогли унаследовать кузницу и дальше работать в ней?
С часто бьющимся сердцем я подошла к комнате, в которой жили мы с Тхань. Я и боялась, и надеялась, что там тоже все осталось без изменений, но меня постигло разочарование. Комната была пустой, там стояла лишь пара ящиков. Это и понятно, ведь прошло столько лет. За это время я стала пожилой женщиной. Наверное, после нашего исчезновения моя мать подумала, что мы с Тхань погибли.
Я опустилась на корточки перед одним из ящиков и открыла его. На первый взгляд здесь не было ничего ценного. И все же среди старых пиал, бамбуковых побегов и других мелочей я обнаружила фотографию в рамке с разбитым стеклом. Я вытащила ее, и у меня чуть не остановилось сердце, когда я увидела, что это за фотография.
Моя мать нашла ее и хранила все это время. Не жалела ли она о том, что решила выдать меня замуж? Вряд ли она возненавидела нас с Тхань, иначе не хранила бы этот снимок.
Я поставила фотографию на подоконник и некоторое время рассматривала ее. Мимо меня пронеслось так много лет. Я вспомнила, как Тхань стояла передо мной в нашем саду. Как мы с ней вдвоем сидели на крыше и смотрели на джунгли. Как она возвращалась с работы у крестьянина, который выращивал рис…
Слезы начали застилать мой взор, и я отвернулась.
Погрузившись в свои мысли, я погладила рукой стены, с которых облупилась краска, а затем мой взгляд упал на пол.
Это было так давно…
Во время побега я не взяла с собой цветы жасмина. Они остались в том же месте, где я, ничего не сказав Тхань, спрятала их. Может быть, они по-прежнему были там?
Я поискала, чем бы приподнять половицы, а потом подошла к одной из них, державшейся некрепко. Кто бы ни жил в этом доме последние годы, он не пытался закрепить ее. Я опустилась на колени и легко сняла половицу. И тут я увидела ее. Покрытая толстым слоем пыли, там лежала коробка, в которую я положила ветку жасмина еще тогда, когда жила во Французском квартале. Я сдула пыль с коробки и открыла ее. Я ожидала увидеть сухую веточку и пыль, в которую превратились цветы.
Однако цветы не рассыпались в прах. Конечно, они полностью засохли, но сохранились в тайнике. Даже листья не отпали.
Я положила коробку себе на колени и благоговейно рассматривала ее, пока не услышала, как в дверь заходит Мария.
— Maman, ты здесь? — спросила она.
— Да, здесь!
Я непродолжительное время боролась с собой, думая, показать ли ей эту коробку, но затем решила, что не стоит. Эта ветка повлекла бы за собой еще одну историю, а поскольку мне не хотелось лгать, я снова спрятала ее в коробку и успела вовремя сунуть под половицу. Фотографию же я положила в карман.
— Значит, тут ты жила, — сказала Мария, когда немного погодя нашла меня в моей комнате.
— Да, тут я жила. Целую вечность тому назад.
Мария огляделась, и я представила, какие мысли приходили ей в голову. Наверное, она была благодарна мне за то, что я покинула этот дом.
— Ты нашла что-нибудь, что осталось от твоих родителей? — спросила она затем.
Я покачала головой:
— Ничего, за исключением кузнечных инструментов. И я полагаю, что вряд ли соседи еще живы.
— Наверное, нет.
— Надо будет сходить на кладбище.
Я вздохнула и отвернулась. Цветы жасмина я успею забрать позже, а пока что они были в безопасности под половицей.
Наш пансионат находился во Французском квартале, который тоже очень сильно пострадал. Хозяйка пансионата немного напоминала мне повариху Ли, которая работала у моей матери. Когда я спросила ее, была ли в их семье повариха по имени Ли, она ответила отрицательно. Эта семья была родом из совершенно другой местности и вскоре после ухода французов воспользовалась шансом, чтобы перестроить здание в пансионат. К сожалению, с началом войны ее бизнес потерпел крах.
Постояльцы здесь не появлялись, а само здание сильно пострадало во время боевых действий. Несколько комнат были нежилыми: сквозь дыры в крыше можно было любоваться небом. Однако комнаты на нижнем этаже были свободны. В одной из них и поселились мы с Марией. Вид на улицу, конечно, раньше был очень красивым, но теперь мы смотрели на разрушенные дома и бедно одетых людей, которые тащили за собой мимо гостиницы повозки или пытались ехать на разваливающихся велосипедах.
— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Мария, когда мы с ней сидели за ужином.
Хозяйка пансионата настояла на том, чтобы мы ели вместе с ее семьей. Это было очень щедрое предложение, от которого мы не могли отказаться, пусть даже у них было не так уж много еды.
За столом мы узнали очень много о боях и о том, что происходило в городе. При этом мне стало ясно, что мы могли бы сделать: либо оказывать помощь в больницах, ухаживая за жертвами войны, либо построить предприятие, которое давало бы людям работу и приносило бы пользу всем.
— Лучше всего обратитесь в больницу к доктору Винь. Она сможет сказать вам, где нужны помощники, — посоветовала хозяйка пансионата.
— Ты хочешь работать в больнице? — спросила меня Мария, когда мы снова вышли из комнаты.
— А почему бы и нет? — ответила я. — Я ведь ухаживала за твоим отцом. Люди тут нуждаются в помощи, поэтому мы сюда и приехали.
— Но ты же помнишь, каково это, — сказала мне дочь. — Ты же знаешь, как трудно тебе было за ним ухаживать.
— Основная сложность заключалась в том, что Дидье не хотел больше жить и вымещал на мне свою злость. А здесь люди будут рады, если им кто-то поможет.
На этом дискуссия закончилась. Мария знала, что ей не удастся меня переубедить.
На следующее утро я отправилась в клинику. Мария же в это время хотела навести справки о моих родителях. Мы вместе прошли некоторое расстояние, потом наши пути разделились.
Повсюду были видны следы войны. Многие развалины уже расчистили, но пробоины в стенах домов еще много лет будут рассказывать об ужасах, которые обрушились на этот народ. И в больнице, в которой работала доктор Винь, царил хаос. Несмотря на то что бои закончились, вьетнамцы были вынуждены вести борьбу с их последствиями. Время от времени люди наступали на противопехотные мины и их разрывало в клочья. Медицинское обслуживание оставляло желать лучшего, а последствия применения средств для уничтожения растительности просто шокировали.
