повелительно сказала Мария. — Я не могу заставить посла его святейшества ждать, а ваше присутствие мне необходимо.
Она оперлась на его руку. Он повиновался, но ему явно не хотелось уходить с террасы.
— Кажется, пение леди Урсулы очаровало его светлость, — шепнул дон Мигуэль на ухо его преосвященству.
— Это — «мелкая случайность», маркиз, — также шёпотом ответил кардинал. — Могу я иметь честь следовать за вашим величеством? — громко произнёс он, почтительно кланяясь королеве.
— Пожалуйста, слева от нас, ваше преосвященство, — холодно ответила Мария.
Процессия двинулась. По знаку своего начальника дон Мигуэль быстро сбежал вниз по ступеням террасы.
— Мой требник! — в замешательстве воскликнул его преосвященство. — Я забыл его на террасе. Папский нунций пожелает прочесть молитву, а я беспомощен без своей книги. Если ваше величество позволите... — он сделал вид, что собирается вернуться.
С отдалённого конца террасы всё ещё доносилось пение.
— Если ваше преосвященство разрешит мне, — с живостью сказал герцог Уэссекский.
— Пожалуйста, дорогой лорд, — ответил кардинал. — Если бы мы могли поменяться годами, я с радостью услужил бы вам. Её величество простит, — решительно добавил он, видя, что королева намеревалась взглядом остановить герцога. — Ваше величество, удостойте опереться на мою руку. Посол его святейшества ожидает вас.
Кардинал стоял пред королевой в почтительной позе. Пажи и придворные дамы уже скрылись за дверью, а герцог Уэссекский, принимая молчание королевы за согласие, быстро направился к дальнему концу террасы.
Мария была слишком горда, чтобы показать дерзкому испанцу своё неудовольствие. Она чувствовала, что попала в ловушку, и знала, что этим обязана кардиналу, цель которого была ей вполне понятна. Не проронив более ни слова, она быстро вошла во дворец.
X
В этот день Урсула долго и горько плакала; глубоко огорчённая, она дала волю слезам, как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку.
В своих чувствах к герцогу Уэссекскому она сама не могла разобраться. Ещё ребёнком она привыкла обожать изящного молодого человека, на которого ей всегда указывали, как на образец того, чем должен быть английский дворянин, и которому, кроме того, суждено было руководить её судьбой, как будущему мужу. Умирая, граф Труро вряд ли отдавал себе отчёт в том, на что обрекал свою дочь, когда заставил её поклясться, что она или будет женой Уэссекса, или окончит дни в монастыре; но Урсуле было тогда всего тринадцать лет, и данную отцу клятву она считала священной. Не видя герцога Уэссекского несколько лет, она в воображении наделяла его всеми рыцарскими качествами, которые приписывал ему обожаемый ею отец. Несмотря на свои годы, Урсула мыслями и чувствами была совершенным ребёнком. Последние семь лет она провела в замке Труро, окружённая верными слугами покойного отца, которые обожали её, учили тому, что сами знали, и слепо повиновались ей. По происхождению она имела право занять место среди приближённых королевы и воспользовалась этим по достижении известного возраста. С тех пор её единственным желанием было встретить человека, с которым её связала судьба. Она не раз видела его после того, как он возвратился ко двору, но Мария Тюдор, сама добивавшаяся его любви, не допускала его до встречи с красивой девушкой, в которой инстинктивно чуяла опасную соперницу. До сих пор это было довольно легко. Его светлость, сдаваясь на убеждения друзей, что его влияние может удержать королеву от брака с иностранным государем, почти всё время находился вблизи королевы, тогда как Урсула всегда оказывалась на заднем плане. Что-то внутри неё говорило ей, что если только она встретится с герцогом Уэссекским, то он охотно исполнит предсмертную волю графа Труро; она не могла не сознавать своей красоты, тем более что в этом её постоянно убеждали зеркало и искреннее восхищение ухаживавших за нею придворных кавалеров. От её быстрого ума не укрылись придворные интриги, тем более что Мария Тюдор не скрывала своей любви к герцогу Уэссекскому. Молодая девушка видела окружавшие её жениха хитросплетения и досадовала, что влюблённая королева играла в них немалую роль.
Задуманный ею маленький заговор не удался, вероятно, из-за проницательности королевы, и молодая девушка чувствовала себя глубоко оскорблённой. Она начала думать, что герцог сам не желал встречи с нею, так как в противном случае сумел бы добиться свидания; может быть, ему было приятно чувствовать себя свободным от невольных уз. Только одно рыцарское отношение к памяти её покойного отца, бывшего закадычным другом отца герцога, могло заставить герцога Уэссекского исполнить предсмертную волю графа Труро; но гордость мешала Урсуле обратиться к его рыцарской чести; она хотела добиться его любви.
«Пресвятая Дева, сделай так, чтобы он полюбил меня ради меня самой!» — было её всегдашней детской молитвой.
Мечтая и размышляя, Урсула спустилась в сад, напевая песенку. Все фрейлины, за исключением Урсулы и Маргарет Кобгем, должны были ожидать её величество в приёмной, и герцогиня Линкольн, угадывая, что герцог Уэссекский сопровождает королеву, предоставила молодым девушкам полную свободу. Ленивая Маргарет сослалась на головную боль и пристроилась в амбразуре окна, а Урсула, страстно любившая цветы, птиц и солнечный свет, отправилась в сад.
Вблизи террасы была разбита клумба с гвоздиками, и Урсула, набрав букет, начала машинально обрывать один за другим снежно-белые лепестки, не подозревая, как была очаровательна в белом платье на тёмном фоне тисовых деревьев, с белокурыми волосами, отливавшими золотом под мягкими лучами октябрьского солнца.
— Любит... страстно... мало... нисколько... любит... — говорила она, обрывая лепестки, и так углубилась в это занятие, что не слышала приближавшихся шагов.
Вдруг две сильные руки обхватили её талию, и весёлый голос докончил за неё:
— Страстно!
У молодой девушки захватило дыхание, но она не сразу обернулась, чтобы узнать, кто помешал её гаданию; женский инстинкт подсказал ей это; кроме того, она узнала его голос. Не раздумывая о том, как всё произошло, она лишь чувствовала, что он был возле неё и что её счастье зависит от того, найдёт ли он её красивой.
Наконец она обернулась, взглянула прямо ему в лицо и с притворным испугом воскликнула:
— Ах! Герцог Уэссекский! Как вы испугали меня, милорд! Я думала, что в этой части сада никого нет... и что герцог Уэссекский у ног королевы.
Урсула была удивительно мила с разгоревшимися щеками, с блестящими глазами, оттенёнными длинными ресницами.
— Он у ваших ног, красавица! — с искренним восхищением ответил герцог. — И пылает ревностью при мысли о том, ради кого ваши прелестные
