склонил голову. Я повернулась к нему спиной, села на кровать и слушала, как удаляются его шаги. Дверь он за собой запер.
Стук по стеклу возник перед рассветом. Я лежала на кровати, таращилась в потолок, изо всех сил стараясь ничего не чувствовать.
Мне показалось, что у меня бред, когда я встала и увидела за окном чью-то фигуру.
Я подошла ближе, и оказалось, что лицо, которое смотрело на меня оттуда, – совершенное, скульптурное, опасное – не отражение.
Джесмин снова постучала по стеклу, настойчивее. Кто бы мог подумать, что я буду так рада ее видеть.
Я попробовала открыть окно. Оно, конечно, оказалось заперто, но когда я повернула ручку, она развалилась у меня в руках, и засов пролетел, как стрела, до середины комнаты. Получается, я теперь сильнее, чем раньше? Может быть, виновата была моя новообретенная вампирская кровь. А может, это все сдерживаемый гнев.
Наконец окно распахнулось. Джесмин висела, уцепившись за стену замка. Ее пепельные волосы были заплетены в косы, и несколько выбившихся прядок хлестали ее по лицу. Она была вся в крови и синяках, щека располосована раной. Казалось, она не спала несколько дней.
Но конечно, Джесмин все равно выглядела умопомрачительно.
– Входи, – сказала я.
И только после того, как слова вылетели у меня изо рта, я поняла, что, пожалуй, не так уж и хочу, чтобы она входила. Невозможно было определить, кто враг, а кто союзник.
Она стрельнула взглядом наверх, на раму:
– Здесь барьер. Сегодня мне что-то не хочется быть раскромсанной на куски.
Как те бедолаги в Лунном дворце. Она была права – если прищуриться, можно было увидеть слабое сине-белое сияние, идущее через все окно.
– Я не могу остаться, – сказала она. – Но я не могла уйти, не навестив тебя. – Она окинула меня взглядом с ног до головы. – Выглядишь ужасно.
Я и чувствовала себя так же.
– Спасибо.
– Как ты? Все нормально?
Я моргнула. Было странно. Она задала вопрос так, словно ей действительно было важно знать.
Нет. Нет, не все нормально.
– Да, – сказала я.
Ее взгляд смягчился.
– Его больше нет.
Я нервно сглотнула. Кивнула.
Джесмин покачала головой. Искренняя печаль промелькнула по этому безупречному лицу.
– Да сопроводит его Матерь домой.
Матерь поставила всех нас в эту тяжелую ситуацию. Я не была уверена, что готова о чем бы то ни было ее просить.
– У меня мало времени, так что прости мою прямоту, – продолжила Джесмин. – Меня ждут под стенами.
– Кто?
– Армия.
Она сказала это так, словно удивилась: а кто еще?
И правда: а кто еще?.. Она была главнокомандующей. И отличной, чтоб ее.
– Ну, те, кто остался. Кроверожденные – они… умелые убийцы, – процедила она сквозь зубы. – Мы на них не рассчитывали.
– Сколько их?
Я поняла, что сделала ошибку. До сих пор я думала как скорбящая дочь. Как узница. Я не думала как правитель.
Я даже не знала, что происходит за этими стенами.
– Еще не знаю, – сказала она. – Надо посмотреть. Но там… Там нехорошо, ваше высочество.
Ваше высочество!
Я физически вздрогнула. Джесмин это увидела и прищурилась.
– Позволь мне кое-что пояснить. Я чтила Винсента как короля и военачальника. Но я служу не ему. Я служу клану хиажей. До дня своей смерти.
Она ткнула в меня пальцем – прямо в грудь.
– Я не знаю, откуда это у тебя. Я удивлена не меньше остальных, что это у тебя появилось. Но не мое дело подвергать это сомнению. Ты – наследница хиажей. Следовательно, ты моя королева. Это означает, что теперь я служу тебе.
Может быть, я недооценивала Джесмин. Раньше я ей не доверяла. Не знаю, что говорит обо мне то, что сейчас я ей поверила.
Я не знала, что сказать. Благодарить было как-то неуместно, так что я обрадовалась, когда она снова меня оглядела и сменила тему.
– Он все сделал? Провел венчание? – спросила она.
– Да.
– Наша королева – замужем за обращенным ришанским рабом, – процедила она. – Винсент бы… – Она покачала головой.
– Лучше так, чем умереть, – сказала я.
Она пожала плечами в знак того, что это слабое утешение.
– Я говорила тебе, что он – одна большая проблема. Очень красивая, но проблема.
«Так и есть», – нехотя согласилась я.
– Какой у тебя план? – спросила я.
– Какие будут приказания?
Я была совсем не готова отдавать приказания.
Я попыталась говорить так, как говорил бы Винсент:
– Хотелось бы услышать твои рекомендации.
– Мы теряем людей, и теряем стремительно. Мы в меньшинстве. Надо перегруппироваться. – Она вгляделась в комнату. – Если хотите, ваше высочество, я пришлю сюда воинов, чтобы…
– Не надо.
Мне совсем было не нужно, чтобы солдат-хиажей при попытке меня спасти схватили. Пытали. Убили. И кто знает, что еще.
Я должна была размышлять как правитель.
– Я не хочу большего кровопролития, чем уже случилось, – сказала я. – До тех пор, пока мы не узнаем, с чем имеем дело. Отступите.
Джесмин презрительно скривила губы:
– То есть даем ему захватить Дом Ночи.
«Мы могли бы построить мир получше», – шептал когда-то Райн мне в ухо.
Вот только это – не лучше.
– И даем кроверожденным…
– Я знаю, – перебила я. – Я знаю.
Одно дело – отдать эту страну Райну.
И совсем другое – вручить ее Септимусу.
Эта страна ненавидела меня. Я в каком-то смысле тоже ее ненавидела. Но все же она оставалась моим домом.
– Мне нужно время, – сказала я. – Время научиться. Время собрать информацию. Постарайтесь до того поберечь себя.
– А ты?
– Мне он ничего плохого не сделает.
Джесмин холодно на меня посмотрела:
– Этот брак нужен для его защиты. Не для твоей. У тебя двери заперты снаружи. У тебя на окнах заклятие.
– Мне он ничего плохого не сделает, – повторила я, потому что не знала, как объяснить ей, почему я так в этом уверена.
– Это сильнее его, – сказала она. – Если я могу говорить откровенно, ваше высочество, – вы не пленница. Вы королева. Мне уже случалось ломать нерушимое.
Она растянула рубашку – открыв шрам.
– Однажды я была связана узами с мужчиной, который тоже хотел мной управлять. Я чуть с жизнью не попрощалась, чтобы разбить эту связь. Но теперь я свободна. Могла бы освободить и тебя.
Да. Я недооценивала Джесмин.
И может быть, поэтому сейчас я говорила с ней откровеннее, чем собиралась.
– Я не намерена никого вести на войну, которую мы не сможем выиграть. Я не намерена сражаться, чтобы сражаться. И пусть у меня на коже печать, я не знаю, что это означает. Мир знает меня как человека. Хиажи знают меня как человека.
