могло чем-то помочь.
Впрочем – может, и могло. Если он её слышал и продолжал ей помогать, цепляясь за свою жизнь.
Хлое с трудом удалось собраться с силами. Её колотило, руки дрожали и соскальзывали, плохо слушаясь, но она сделала это: заставила себя подняться, сбегать в свою комнату за аптечкой и полотенцами, чтобы хоть как-то остановить кровь. Скорая будет ехать долго, это девушка понимала – они находились за городом, на дорогу нужно было время. Значит, она должна сделать всё, чтобы Эосфор продержался до приезда врачей.
Харрис намеренно причинила ему боль. Как можно крепче обхватила одну из безвольно опущенных рук, обернула вокруг полотенце, понимая, что аптечка всё-таки не понадобится – тратить время на обработку ран Хлоя не могла. Этим уже займутся врачи в больнице, а ей нужно только замедлить кровотечение, сделать всё, чтобы Лукас потерял как можно меньше драгоценной жидкости.
Наконец, он пошевелился. Вдохнул чуть глубже, приоткрыл глаза. Взгляд был таким, будто Эосфор и сам не понимал, что ещё жив. Он бездумно смотрел прямо перед собой, едва ли осознавая происходящее. Харрис стиснула тканью его руку, затягивая узел на полотенце. И наконец, Лукас увидел её. В глазах что-то мелькнуло – ей пришлось поднять его голову, удержать ладонями, заставив смотреть на себя. Вслед за мелькнувшей искрой во взгляде разгорелось живое пламя – какая-то эмоция, чувство, мысль. Эосфор моргнул медленнее обычного, показалось, он просто хочет опустить веки, но, когда Хлоя уже собиралась тряхнуть его, он вновь посмотрел на неё.
– Слышишь меня?.. – голос её дрожал от слёз, в голове тикали часы, ведущие обратный отсчёт. Лукас кивнул – просто опустил голову на грудь, неспособный на большее. – Ответь словами, Самаэль, тебе нужно бороться, ты…
– Да, – сиплый шёпот, будто он терял не кровь, а воздух, сорвался с бледных губ, – я… с-слышу.
– Пожалуйста, – Хлоя обернула ещё одно полотенце вокруг его израненных предплечий. – Пожалуйста, держись. Врачи скоро будут. Я обещаю, всё будет хорошо, самое страшное уже позади, – она заметила, как пальцы у него задрожали, и он попытался отнять руку, прижать к себе – Харрис радовал этот прогресс. Она удержала её даже не столько для того, чтобы намотать ткань, сколько для того, чтобы заставить его бороться с ней.
– Больно… – пробормотал он. Огонь жизни осветил лицо, на нём тоже появились эмоции – несмотря на жуткую слабость, Эосфор поморщился, видимо, раны от контакта с тканью просто горели огнём. Хлоя, стиснув зубы, сильнее надавила на них, понимая, что причиняет ещё больше боли. Взгляд у Лукаса прояснился, он зажмурился, теряя силы для сопротивления.
– Так надо, надо остановить кровь, прости, – зашептала девушка, когда почувствовала, как он ослабевает и прекращает вырываться. Эосфор вновь упорно разлепил веки и сделал неопределённое движение головой, будто пытался её резко поднять. Тут он взглядом зацепил тело сестры, и смутную для него сейчас тень – неподвижного Рэя, всё ещё лежащего в коридоре.
– Рэй… – голос чуть прорезался – удивительно для его состояния, но Харрис всегда знала, что Лукас силён. – Аман…да…
– Рэй будет в порядке, – тут же закивала Хлоя, снова касаясь его щек, подбородка, пытаясь обратить на себя внимание. Это была правда – она проверила мимоходом у парня пульс, когда бегала за полотенцами – и заодно уложила его так, чтобы он не задохнулся, если что. Сейчас её больше заботил стремительно теряющий последние краски Эосфор.
– А…
– Самаэль, – Харрис стиснула его руки. Лукас тихо застонал от бессилия и боли. – Самаэль, тебе должно быть больно. Так ты сможешь удержаться. Понимаешь? Я знаю, что понимаешь, ты всегда слушал голос разума, так прошу, послушай меня сейчас, поверь мне… мы вырвались, – теперь прикосновения к лицу стали нежными, очень ласковыми. – Осталось совсем немного, и мы освободимся. Больше никто и никогда не причинит тебе… нам вред. Больше не будет Вселенной твоего отца, – в горле застрял комок, когда Хлоя подумала о подарке, что до сих пор лежал у неё в комнате. Вряд ли Эосфор его получил – может, если бы получил, не натворил бы глупостей и был бы сейчас жив и здоров.
У него был день рождения. Он собирался умереть ради неё в свой день рождения – в ночь на Рождество.
Боже.
Лукас молча слушал, глядя на неё. Харрис почти чувствовала усилие, с которым он заставлял себя делать каждый вдох и вновь открывать глаза, когда веки сами собой опускались.
Врачей всё не было. Хлоя уже едва могла держать себя в руках, усилий Эосфора больше не хватало, он неизбежно приближался к краю, с которого никакая внутренняя или внешняя сила его уже не могла вернуть. Свежие полотенца намокли от крови, но, вроде бы, кровотечение замедлялось. Сказывалось и то, что сердце Лукаса едва билось – он ослабевал. Разум подсказывал, что при такой кровопотере его уже не спасти. Но он так преданно смотрел на неё из-под чуть опущенных век, что Харрис не могла просто сдаться. Она продолжала сжимать его израненные руки, стараясь разглядеть в чужом взгляде эти вспышки отрезвляющей боли. Пока Эосфор ещё не потерял сознание, можно надеяться на лучшее.
– А… Аманда… – повторил он, набравшись сил. Взгляд соскользнул с лица Хлои и упёрся в тело сестры.
– Ей нельзя помочь, – заставила себя сказать Харрис. Во взгляде Лукаса что-то промелькнуло, она не поняла – жалость, обида или даже радость. – Прости, мне пришлось, иначе она… – девушка запнулась. – Самаэль, она заслужила. Не думай об этом.
Теперь он смотрел на неё. Будто бы изучал, осматривал на предмет повреждений, ран, нанесённых сестрой. Устав, опустил веки – снова чуть дольше, чем обычно.
Хлоя ещё раз позвонила в Скорую. Её даже соединили с бригадой – медики сообщили, что им осталось ехать всего несколько минут, и они скоро будут на месте. Она сбросила звонок, кусая губы, понимая, что эти минуты Эосфор уже вряд ли переживёт. А если и переживёт – возможно ли будет его спасти? Что, если нужной группы крови в больнице не окажется? Никто, кроме, разве что, Рэя, не станет пытаться помочь ему. Годфри в бегах, и добровольно на это не пойдёт, а о матери Лукаса Харрис ничего не известно. Жива ли она вообще?
– Самаэль, – успокаивая, на самом деле, саму себя, девушка погладила его по плечам. – Какая у тебя группа крови? – спросила она. Эосфор моргнул, с усилием открывая глаза. – Ты не знаешь?
Он молчал. Под его взглядом Хлоя вдруг вспомнила кое-что – Лукас никогда не был глуп. Он понимал её с полуслова. И сейчас она допустила ошибку
