дом, куда затем приехала со своей дочкой Ниной, которой около трех или четырех лет. Нина не по годам развитая и очень добродушная девочка. Муж Аманды, имени которого мы так никогда и не узнаем, должен приехать на выходные. Уже здесь Аманда подружилась с женщиной Карлой, и они провели вместе несколько дней, загорая и разговаривая. Карла лет на десять старше Аманды, и, хотя она добрая и привлекательная, есть в ней что-то такое, что Аманде кажется отталкивающим. Карла с давних пор хотела научиться водить машину, и Аманда с удовольствием взялась ей помочь. Но однажды в процессе обучения Карла опускает голову на руль и решает рассказать Аманде кое-что. Правда, ее беспокоит, что, узнав эту историю, Аманда перестанет с ней знаться и не позволит Давиду играть с Ниной. Аманда же заверяет ее, что этого не произойдет.
Дальше Карла рассказывает длинную историю, но мы переживаем ее через диалог Аманды и Давида, в котором Аманда, по сути, становится Карлой. Все это случилось шесть лет назад. Муж Карлы, Омар, разводил скаковых лошадей, что должно было принести им много денег. Тут Аманда прерывает ее, упоминая, что однажды видела Омара, проезжавшего мимо нее на пикапе, она поздоровалась с ним, но он не ответил. Карла не удивилась: «Теперь Омар стал таким». Он больше не улыбается.
Однажды Омара не было дома и Карла сидела одна с их трехлетним сыном Давидом, когда заметила, что жеребец пропал. Она схватила ребенка и помчалась искать животное, и через некоторое время обнаружила его в ближайшем лесу пьющим из ручья. Она спустила Давида с рук и стала аккуратно подбираться к жеребцу, пока тот не перестал дичиться и ей наконец не удалось схватить поводья. У Карлы отлегло от сердца, но, испытав почти что счастье от поимки лошади, она вдруг обнаружила, что Давид присел на корточки прямо в ручей и, успев обмакнуть руки в воду, теперь облизывал пальцы. Рядом с ним лежала мертвая птица. Чувствуя себя виноватой за побег коня и боясь предположить последствия того, что оставила Давида без присмотра, она не сказала Омару, что произошло. Но на следующее утро он обнаружил жеребца лежащим на боку, с опухшими глазами, умирающим. Карла сразу сообразила, что Давид пил ту же воду, что и лошадь, и помчалась к его кроватке. Она схватила ребенка, легла с ним на постель, прижала к себе и стала молиться как безумная. Малыш плакал.
Не ставя в известность мужа, которого сильно расстроила гибель лошади, Карла взяла на руки мальчика и побежала к зеленому дому. В этом населенном пункте врачам порой требуется несколько часов, чтобы добраться до пациента – их нужно вызывать через пункт скорой помощи; к тому же они мало что понимают в своем ремесле и зачастую ничем не способны помочь больному. Поэтому, если случается что-то серьезное, местные жители обращаются к женщине, живущей в зеленом доме. Они идут к ней со всякими недугами, в том числе с желанием предотвратить выкидыш, ведь здесь они случаются регулярно. Для местных она – что-то вроде альтернативного целителя, который считывает энергетику людей и может регулировать жизненные силы человека.
На протяжении всего рассказа Карлы Аманда внимательно следит за Ниной, которая играет возле машины и у бассейна. Сейчас она повествует Давиду о «дистанции спасения» – расстоянии, которое отделяет ее от дочки и которое она постоянно подсчитывает, чтобы понимать, сколько времени ей потребуется на то, чтобы добежать до Нины, если с ней вдруг случится что-нибудь плохое. Она воображает себе веревку, связывающую ее и дочку. И чем опаснее ей видится ситуация, тем сильнее она чувствует натяжение веревки и тем крепче удерживает ребенка. Она делает так потому, что ее мать и бабушка внушили ей, будто рано или поздно произойдет что-то ужасное.
Женщина из зеленого дома сама рассказала Карле, что конь уже умер, хотя Карла ни словом о нем не упомянула. Она объяснила также, что яд поразит сердце Давида, и единственная надежда спасти его – совершить обряд «переселения». Нужно переселить дух Давида в другое тело, и тогда часть яда тоже уйдет с ним туда же. Яд разделится между двумя телами, и это даст шанс справиться с отравлением. Причем в какое именно здоровое тело переместится душа Давида, узнать нельзя, но условия сделки таковы, что, когда другая душа вселится в больное тело ее сына, ей придется признать его новое воплощение и быть за него в ответе. Впрочем, некая часть от каждого ребенка останется в прежнем теле, однако и тот и другой изменятся. Карла отчаянно хотела узнать, куда именно отправится душа Давида, но женщина твердила свое: нет, лучше об этом даже не думать. И когда глаза Давида начали опухать, как до этого у коня, когда малыш ослабел и его тело стало пылать от жара, паника матери выросла до предела и Карла дала согласие. Она не могла позволить ему умереть.
Карле казалось, что прошла вечность, пока она находилась в ожидании. Наконец часа через два дверь открылась и женщина вышла. По ее словам, все прошло лучше, чем она могла предположить. Женщина не могла перестать зевать и объяснила это эффектом переселения – «надо, чтобы все вышло наружу». А затем появился маленький мальчик, он был слаб и пошатывался, на его запястьях остались следы от ниток сизаля. Он был очень красный и весь в поту. И хотя он выглядел точно так же, как и Давид, его походка была другой. Карла не обняла его, и когда он с трудом карабкался на стул, она не смогла заставить себя подсадить его. Мальчик тоже скоро начнет зевать, сказала женщина, как только он окончательно проснется. Это нужно «чтобы освободить выход». В голове Карлы «спутались в один клубок два чувства – вины и ужаса», когда она поняла, что «это чудовище» и есть ее Давид.
Аманда же не верит в переселение душ и огорчена тем, что мать могла отвернуться от своего ребенка, который болен и много что пережил. Между ней и Давидом происходит следующий диалог (его реплики на протяжении всей книги выделены курсивом):
– Наверное, очень грустно быть таким, каким ты стал теперь, что бы это ни значило, и грустно, что твоя мама называет тебя чудовищем.
– Ты ошибаешься, и это портит всю историю. Я самый нормальный мальчик.
– Нет, Давид. Ничего нормального тут и в помине нет. Вокруг сплошной мрак, а ты шепчешь мне что-то на ухо. Я даже не знаю, на самом деле это все происходит или нет.
– Это
