глубокому убеждению, в эти сложные времена устояли фундаментальные основы российской ментальности, такие как духовность, социальность, коллективизм, патриотизм и т. д. И основа эта сохранилась до Новой российской революции (переворота) 90-х годов XX века. И что же произошло потом?
Нравственность катастрофического общества
Не будем придумывать еще одного определения состояния российского общества после августа 1991 года. Их и без того переизбыток: посткоммунистическое, постсоветское, переходное, переломное и т. д. Поэтому название катастрофическое для автора не научная дефиниция, а просто характеристика его сущности.
Обычно кризис есть ломка какой-либо одной из социальных сфер: экономической, политической, духовной… Так, Великий экономический кризис в США начала тридцатых годов XX столетия практически полностью парализовал американскую экономику, но незатронутой осталась идеология и политика американизма, духовная сфера общества. Послевоенный сильнейший политический кризис во Франции во времена Третьей республики обошел экономику, духовно-нравственные константы французов т. д.
Иное дело – современная Россия. Здесь происходит коренное преобразование всех сущностных структур. Меняются формы собственности, экономические отношения, система власти, идеологические, а во многом и духовные основы. И это уже не общественный кризис, а общественная катастрофа. Подобные социальные катастрофы характерны для переломных периодов общественного развития и прежде всего – революций и войн. В новой истории такой период пережила Франция времен Великой революции, в новейшей – катастрофу переживали Германия, Италия, Япония после Второй мировой войны.
При этом понятие «катастрофа» не вызывает однозначно негативное отношение к тем переменам, которые происходят в обществе, в том числе в современном российском. «Катастрофа – потрясение, влекущее за собой резкий перелом в личной или общественной жизни», – сказано в Толковом словаре русского языка. Думается, что нельзя не согласиться с этим. Правда, там есть еще и другое определение данного понятия: «Внезапное бедствие, событие с трагическими по следствиями». Но и это отчасти справедливо для нашего общества.
В чем же особенности катастрофического общества в проекции к современному российскому?
Главная из них заключается в том, что господствующие сегодня в российском обществе духовно-нравственные установки, нормы, ведущий психологический настрой населения, будучи в своей принципиальной основе зависимыми от экономических и политических факторов, во многом сами определяют характер, направленность и темпы их развития. Они обусловливают и социальную стабильность в целом. Это объясняется спецификой именно катастрофического состояния российского общества.
Во-первых, происходит резкое ослабление, зачастую полный демонтаж многих властных, политических, экономических и правовых механизмов регулирования поведения человека. Действительно, вряд ли кто-либо станет сегодня утверждать, что большинство наших людей в достаточной мере уважают законы и строят свою жизнь в соответствии с правовыми регуляторами. Или что власти исходят в своей деятельности прежде всего из чисто идеологических убеждений.
Практически нет сегодня и политических рычагов регуляции. Хорошо это или плохо, но в советское время партийного наказания (естественно, КПСС) боялись, партийного слова слушались. И соотносили с ним свое поведение не только члены партии. А сегодня? Какое поведение более или менее значительной части людей определяют, скажем, такие партии, как «Гражданская партия России» или партии «Созидания», «Свободы и народовластия» и др.? Или даже «партия власти» – «Единая Россия»? Думается, ответ не нужен.
Итак, «классические» механизмы межличностного и межсоциального регулирования, действующие в стабильных обществах, в современном российском социуме подавлены. Объективно же человек не может не руководствоваться в выборе своего поведения, в своих поступках какими-то определенными правилами, догмами, мотивами. Вот здесь-то на первый план и выходит нравственная регуляция.
Во времена, когда подавлены правовые, идеологические, экономические и другие нормы, правила, мотивы, определяющие направленность деятельности человека, он руководствуется в различных ситуациях своей жизни (при выборе работы, определении своего отношения к ней, при выборе знакомых, в постановке целей, при голосовании и т. д.) прежде всего своими личными представлениями о добре и зле, о справедливом и несправедливом, о целях жизни, о ее ценностях – что и составляет суть морали. Руководствуется своей моралью.
Таким образом, в катастрофических обществах во все большей степени основой для общественного регулирования выступают ценностные (нравственные по своей природе) ориентации личности.
Утверждение о том, что в современном российском обществе именно нравственность во многом определяет направленность поведения людей, нуждается в некотором уточнении.
В строго научном, а не публицистическом выражении «нравственность» («моральность») не несет однозначно позитивного или негативного смысла. Моральное регулирование означает только то, что поведение человека в обществе определяется его пониманием добра и зла, а, скажем, не пониманием «законно – не законно» (правовая регуляция) или «соответствует это моим идейным убеждениям или нет» (идеологическая регуляция).
Но понимание нравственности – разное у разных людей. Для одних добро – помочь ближнему, быть честным, справедливым и т. д., для других – жить только для себя, использовать любые средства для достижения своих личных, зачастую корыстных целей. То, что сегодня моральное регулирование в силу объективных обстоятельств выходит на одно из первых мест, не значит, что люди становятся лучше, добрее, честнее, отзывчивее, принципиальнее. Речь, таким образом, идет не о качественной направленности данного регулирования.
Следует учитывать и такое важное обстоятельство, что в катастрофическом обществе нет какой-либо господствующей морали. Более того, практически не сложилась и корпоративная мораль: врачей, банкиров, госслужащих, современных «купцов»… Можно утверждать, что в России сегодня господствует моральный плюрализм.
Каждая личность имеет свою более или менее определенную систему нравственных ценностей, свой индивидуальный моральный кодекс, который и определяет конкретную линию поведения конкретной личности. И это особенно тревожный фактор для общественного прогресса. Сегодня развитие зависит во многом от случайных обстоятельств, в частности моральных норм отдельных людей, особенно тех, кто может реально влиять на общественные процессы. В силу этого развитие непредсказуемо. Кстати, как показывает специальный анализ, для многих западных политиков, специалистов по нашей стране именно непредсказуемость России в силу нравственного плюрализма ее руководителей, да и многих «простых» людей делает ее наиболее опасной. Позволим привести в связи с этим только один пример.
Два человека в абсолютно одинаковых общественных условиях – один и тот же политический и экономический строй, одно и то же время, одинаковая должность, одинаковая ситуация – поступают совершенно противоположным образом. Один – министр иностранных дел России Е. Примаков, узнав, что США, хотя и пригласили его на обсуждение вопроса о бомбежке Югославии, но, пренебрегая его мнением, начали бомбить ее уже до встречи с ним, разворачивает свой самолет и летит обратно. Его нравственное кредо: унижать Россию, не считаться с нею нельзя. Другой, только недавно бывший министром иностранных дел – С. Козырев, гневно осуждает эту позицию Е. Примакова. Он считает, что лететь надо было в любом случае. Дескать, «чего уж там, можно любое оскорбление стерпеть, нечего Америку злить». Это его личная моральная позиция. И нет господствующей нравственной нормы, которая смогла бы выступить в
