являемся членами его семьи, располагаем бумагами, написанными его собственной рукой. Бумаги эти когда-нибудь, быть может, расскажут вел правду о жизни поэта; пока же, за исключением детей Шелли, мало кто из ныне живущих имел возможность с ними познакомиться.
Между тем уже теперь чувство долга обязывает нас опровергнуть одно распространенное заблуждение.
Шелли иногда обвиняют в смерти Харриет. Это совершенно неверно. Между трагической гибелью Харриет и поведением ее мужа не было прямой связи. Вместе с тем смерть первой жены действительно оставалась для Шелли неистощимым источником глубочайших страданий; на нежную, ранимую душу поэта навсегда легла мрачная тень от могилы его первой возлюбленной, которая рассталась с жизнью по собственной воле»[859].
Этой фразой заканчивается шестая глава. Седьмая начинается так:
«Годвины заинтересовались Шелли еще тогда, когда он по собственной инициативе приехал в Кэсвик. Знакомство, которое завязалось у него с Годвином во время случайных наездов поэта в Лондон, со временем переросло в близкую дружбу. Только в обществе Годвинов Шелли мог немного отвлечься от своего тогдашнего горя. Ведь был он тогда еще очень молод. Его переживания, замкнутость, самобытность, яркая одаренность и пылкий энтузиазм произвели огромное впечатление на дочь Годвина, Мэри, которой в то время было всего шестнадцать лет и которая привыкла, что о Шелли отзываются как о человеке загадочном и в высшей степени незаурядном. Однажды, повстречав девушку у могилы ее матери на кладбище святого Панкратия, Шелли вдохновенно рассказал ей историю своего бурного прошлого — как он страдал, как ошибался. Он заверил ее, что, полюби она его, и он вписал бы свое имя в один ряд с теми благородными и мудрыми людьми, которые сражались за счастье ближних и в любых невзгодах превыше всего ставили интересы человечества.
Она не колеблясь протянула ему руку и навечно связала с ним свою судьбу. Оба они до конца оставались верны своему слову, свидетельством чему послужат последующие главы этих «Воспоминаний»».
Только неопытностью автора можно объяснить то, что последовательность изложения в этих двух отрывках не совпадает с последовательностью реальных событий: у леди Шелли получается, что в то время Шелли был опечален смертью Харриет. Однако Харриет погибла только спустя два с половиной года после разрыва, который совпадает по времени с решением ее мужа связать свою судьбу с Мэри Годвин. Что же касается самого разрыва, то, несмотря на нежелание Шелли посвящать близких друзей в свою личную жизнь, сохранились все же кое-какие факты, которые говорят сами за себя и воспринимаются вполне однозначно.
Брак в Шотландии был заключен в августе 1811 года. В письме, которое шестнадцать месяцев спустя Шелли писал одной своей знакомой (10 декабря 1812 года), сказано:
«Как вы можете называть Харриет светской дамой?! Тем самым вы ее оскорбляете, причем, с моей точки зрения, самым незаслуженным образом. Непринужденность и простота, естественность в обращении, прямодушие всегда были в моих глазах самыми главными ее достоинствами, ни одно из которых несовместимо со светской жизнью, ее тщеславным притворством и вульгарной eclat[860]. Вам будет очень нелегко переубедить меня, ибо каждый день я имею возможность воочию убеждаться в необоснованности ваших наблюдений» (Воспоминания, с. 44).
Следовательно, до конца 1812 года ни о каком охлаждении между супругами не могло быть и речи. Равно как и в 1813 году, если только мне не изменяет память.
Осенью 1813 года Шелли из Брэкнелла отправился на Камберлендские озера, а оттуда в Эдинбург. В Эдинбурге он познакомился с молодым бразильцем по имени Баптиста, приехавшим в Англию изучать медицину по настоянию отца, а вовсе не из любви к науке, которую он от души ненавидел за умозрительность и бездоказательность. После отъезда Шелли из Эдинбурга молодые люди переписывались, а потом возобновили знакомство в Лондоне. Баптиста был искренним, сердечным и очень воспитанным юношей. Будучи человеком весьма увлекающимся, он с воодушевлением воспринял все идеи Шелли, вплоть до вегетарианства. Баптиста переводил на португальский язык «Королеву Маб» и как-то показал мне сонет, который собирался предпослать своему переводу. Начинался он так:
Sublime Shelley, cantor de verdade![861] —
— а заканчивался:
Surja «Queen Mab» a restaurai о mundo[862].
Остальные строки сонета я забыл. Умер Баптиста рано, от какой-то болезни легких. Английский климат был ему вреден, но он этим легкомысленно пренебрег.
В Лондон Шелли вернулся незадолго до рождества, потом снял на два-три месяца дом в Виндзоре, а в Лондон наведывался от случая к случаю. В марте он сочетался повторным браком с Харриет, о чем свидетельствует следующая запись в церковной книге:
Браки, заключенные в марте 1814 года
164. Перси Биши Шелли и Харриет Шелли (урожденная Вестбрук, девица, несовершеннолетняя), оба прихожане этого прихода, сочетаются повторным браком без оглашения (в первый раз бракосочетание происходило по ритуалу шотландской церкви), дабы устранить всякие сомнения, какие возникали либо могут возникать в отношении вышеупомянутого брака (с согласия Джона Вестбрука, родного, законного отца упомянутой несовершеннолетней девицы) сего дня 24 марта 1814 года.
Обвенчаны мною, Эдвардом Уильямсом, священником.
Браком сочетались: Перси Биши Шелли,
Харриет Шелли, урожденная Вестбрук.
В присутствии: Джона Вестбрука
Джона Стэнли.
Вышеизложенное есть точная выписка из книги регистрации браков прихода святого Георгия на Ганноверской площади; выписка сделана 11 апреля 1859 года. — Мною, Г. Вейтменом, священником.
Стало быть, утверждение о том, что «постепенно возникшее охлаждение между супругами привело к окончательному разрыву в конце 1813 года», не соответствует действительности. Дата прилагаемой выписки — убедительное тому доказательство. Если бы к этому времени, как утверждает леди Шелли, отношения между супругами зашли в тупик, повторное венчание вряд ли бы вообще состоялось. Развод был бы тогда лучшим решением для обеих сторон, тем более что в Шотландии не составило бы труда добиться расторжения первого брака.
Ни о каком охлаждении, тем более разрыве не могло быть и речи до тех пор, пока, вскоре после заключения повторного брака, Шелли не познакомился с той, которая впоследствии стала его второй женой.
Расстались они вовсе не по обоюдному согласию. Едва ли Шелли мог представить дело подобным образом. Мне, во всяком случае, он ничего такого не говорил. Что же касается самой Харриет, то ее рассказ обо всем случившемся решительно противоречил такому предположению.
После первой же встречи с Мэри Уолстонкрафт Годвин Шелли вполне мог бы сказать: «Ut vidi! Ut peril!»[863] Ни в одной книге, будь то роман или историческое исследование, мне
