С купцами сложнее, но тоже не всё гладко. Богатых купцов уровня Хавьера Томбы очень мало. Тех, кто «держит» гильдии, составляет их костяк, имеет заводы и пароходы. Основная масса купцов — это ипэшники местного мира, мелкие узкоспециализированные лавочники, еле сводящие концы с концами. Там, где гильдейские организуют караван с охраной, мелочь вынуждена идти с товаром на свой страх и риск, а знаете сколько народу хотело бы за их счёт поживиться? Причём не только разбойники; иногда владетели, по землям которых идут купцы, хуже любых татей. Ну, может быть и выжил я оказавшись в теле сына купца. Но перспективка так себе на самом деле.
А воины… Простое сословие воинов это по сути мясо, пусть и считаются формально благородными. Командные должности могут занять только титульные благородные; нетитульные — максимум командиры десятков, да некоторых сотен. Сотен «некоторых» потому, что армий, в которых есть должности сотников, всего несколько, у трёх или четырёх владетелей в королевстве, да и у собственно короля. И все они (кроме короля) держат на замке южную границу. Только у нас такая многочисленная дружина, что мы делим её на сотни. Как правило, чуть севернее владетели не заморачиваются, больше номинального десятка для охраны замка не держат, а в случае чего собирают баронов, и барон по своей сути и есть сотник, то есть титульный дворянин. То есть нетитульный упирается в должность низшего командного состава без вариантов, и на любой войне погибает первым, рискует первым, одетую в броньку поплоше с кривоватым мечом, который можно выгнуть о коленку. Нетитульных много, их не жалко, и всех в чешуйчатые латы не оденешь.
Либо королевская гвардия — там есть у нетитульных перспективы, правда только в теории, там тоже титульных вторых и третьих сыновей выше крыши. Но даже так в неё просто так не попасть, если ты не второй или третий сын графа/герцога. Протекция нужна. Но уж если попал — то тебя за казенный счёт и накормят, и броньку подгонят, и подарки подарят. В смысле типа жалование, но оно там не регулярное, потому так называется. Но кормят регулярно, и броня бесплатна, а риски в столице минимальны — это не южный Лимес на границе с орками. Таких хлебных мест мало. Кстати именно о такой протекции мне говорила Катюша, когда была уверена, что я — не я. Без её вмешательство никто простого парня из Пуэбло никуда не возьмёт, даже котелки солдатские чистить. Так что даже родись я воином, погиб бы (вероятнее всего) в ближайшей стычке с орками или другими владетелями, как стандартное типовое мясо этого мира, хотя кушал бы всё же вдосталь, и шапку перед мразотой пришлось бы ломать не так сильно. Но никаких вам изобретательств и прогрессорств — некогда было бы прогрессорствовать; надо было бы деньги на броньку искать и физически тренироваться махать мечом и управлять конём, иначе жизнь — до первой стычки.
Правильно, в этом мире я, как попаданец, могу выжить и состояться, продвинув что-то там новенькое, только в теле владетеля. И судя по обилию попаданцев на этой земле, я тут далеко не первый, а скорее не в первом десятке, просто остальные, скорее всего, не выжили. Кроме папочки, который тоже попал в тело графа. Блин! И Анабель, которой тоже сказочно повезло, как бы ни корила злодейку-судьбу.
Так что Пуэбло — всё, что у меня есть, и добровольная его сдача равна моей отложенной смерти. Я должен бороться. Бодаться, из последних сил!
…Но почему-то же эльфийские духи «спели» мне именно эту строчку? И когда речь идёт о таких сущностях, я не могу говорить о художественном вымысле. Скорее это подсказка, намёк. Только вот на что…
Я ходил по терраске вокруг патио, нарезая круги. И круге на четвёртом или пятом вдруг споткнулся от пришедшей в голову мысли.
— Mierda, но ведь никто не знает, что я попаданец! А значит то, что я не смогу без замка и владения, очевидно только для меня. Правильно?
Прошёл к столику, присел. Голова загудела от просчитываемых комбинаций. И они мне нравились всё больше и больше.
Я — попаданец. А что должен делать попаданец? Правильно, удивлять.
Какие у меня козыри перед местными? Уже оговорил, не технические — я даже как местное железо плавить не знаю, мартеновскую печь не сделаю и подавно. Даже бумагу не знаю, как делать, из-за чего пипец страдаю. Но есть в нашем мире то, чего пока нет у них, как у гораздо менее развитого общества. А именно… нет такого же удручающего бесящего лицемерия. Нет присущей нам циничной прожжённости. Местные, все-все, по сути романтики; их мир суров, жесток. Кровав, но предельно понятен! Они не ждут от мира и окружающих бОльшей подлости, чем та, на которую способны сами! Которая привычна их жизни, которую знают по рассказам предков. Романтики-рыцари! Романтики-крестьяне! Романтики-правители! Привыкшие отвечать «за базар», привыкшие, что мир и система ценностей устоялись, и есть традиция, которая незыблема. Куда им, бедолагам, до цинизма и подлости… Да хотя бы той же Англии вековой давности. Джентльмены, совершившие захват мира, не имея ни армии, ни мощной экономики. За счёт интриг. Создавшие великую империю, основанную на ДОБРОВОЛЬНОЙ эксплуатации колоний. Нет, что-то успели захватить к тому моменту, но большую часть дохода получали от формально независимых стран, в которых на корню купили элиты, которым навязали ценности (в том числе со временем и либеральные), в которых им деньги и ресурсы аборигены отдавали добровольно и с песней. Кстати, концлагеря тоже они придумали, когда от буров огребли в Африке. Это было начало двадцатого века. А тут по развитию максимум тринадцатый, а то и одиннадцатый.
А ещё у них не было своих Макиавелли, Декарта и Адама Смита. У них не было «золотого треугольника» Европа — Западная Африка — Америка — Европа, в котором бесчестной бесчеловечной эксплуатацией делались состояния и «поднимались» империи. Не было тотального геноцида кого бы то ни было. Хотя я прекрасно помню, что творили с индейцами их ближайшие родственники в нашем мире. Как добывали серебро в горах современной Боливии, и многое другое. Но также знаю о вершине колониального цинизма — уничтожении индейцев Северной Америки. Даже испанцы — дети по сравнению с янки, невзирая на все их преступления. Начиная с охоты за скальпами и заканчивая тотальным истреблением бизонов.
Я знаю такое, что никому из местных не приснится в страшном сне. Я знаю такие уровни предательства и цинизма, к которому местные просто не готовы. И кто сказал, что не могу использовать эти наработки для того, чтобы выжить? Хотя буду объективен, нужно использовать свои знания ограничено, ибо это джинн в бутылке: вылетит — не воротишь. И виновен в преждевременном распространении заразы буду я.
Но сейчас я должен выжить, просто выжить. А значит буду брать напором и цинизмом, постоянно удивляя. Обманывая, прокручивая мутные схемы, до которых не догадаются местные ввиду узости кругозора. Только тогда смогу удержаться на плаву и… Сделать что-то по настоящему полезное. Ведь не только же плохое есть в нашем двадцать первом веке. Мне нужно если не самому стать местным Макиавелли, Вольтером или Руссо, то найти такого среди аборигенов и поддержать.
Я способен перевернуть этот мир. Не технически, нет — к чёрту технику. Ментально. Ибо лично у меня иммунитет к пропаганде и информационному воздействию на массы; я в принципе знаю что это такое. А местные не знают. А значит, при грамотной обработке, можно послать массы в огонь, воду и медные трубы — и пойдут. Вспомнилось фото Адика Шикльгрубера в Нюрнберге, перед которым в зигующем жесте застыло тысяч двести пятьдесят проникнувшихся идеей немцев. Искренних фанатиков и патриотов. Последние годы перед началом войны.
