— В чем дело? — покричала она в притворном негодовании. — Пульт потерял? Открывай.
— Здравствуйте, мисс Тауэр, — смущенно о ответил офицер. — Как поживаете?
Ни терпением, ни чувством юмора Ким никогда не отличалась. Она не удостоила «служку» ответом, а коротко рявкнула:
— Открывай, Митч. Пошевеливайся!
Страж ворот не двинулся с места. Он втайне наслаждался моментом. Такая роль была ему не впервой, но он впервые исполнял ее по отношению к столь высокопоставленной персоне.
— Мисс Тауэр, даже не знаю, как сказать… — Помявшись, он закончил: — Вас нет у меня в списке.
— Что?!
Тот кивнул.
— Вы же знаете, списки нам каждое утро дают новые. Судя по всему, вы здесь больше не работаете.
Натура у Ким была вспыльчивая. Но тут кто угодно взорвался бы.
— Послушай, ты, даю тебе ровно десять секунд, чтобы забыть о своих дурацких шуточках и впустить меня. Иначе можешь считать себя уволенным.
Охранник стоял намертво. В его голосе даже зазвучали торжественные нотки.
— При всем моем уважении, мэм, вы загородили проезд. Боюсь, мне придется просить вас убрать машину.
— Ну, все! — рявкнула она и нагнулась в салон за телефоном. — Прямо сейчас звоню Джорджу Константину, и посмотрим, кто из нас первым освободит проезд.
Ким быстро дозвонилась. Поздоровавшись, магнат невозмутимо выслушал обрушившийся на него поток брани.
Потом набрал в легкие побольше воздуха и душевно произнес:
— Послушай, детка, тебе ли не знать, как работает эта система. Это же вращающаяся дверь — сегодня ты внутри, завтра — снаружи. Боюсь, ты теперь снаружи. Но в знак моей бесконечной признательности прими дельный совет: будь я на твоем месте, я бы немедленно воспользовался передышкой до официального сообщения и улетел в Париж. Накупи себе платьев… Ну, что там тебя больше всего радует в жизни? Тебе нет нужды присутствовать при публичной порке. — Он положил трубку.
Линия была мертва. Как отныне и положение Ким Тауэр в Голливуде.
Митч смотрел на нее не отрываясь. Лицо его выражало удовлетворение оттого, что его главенство в данной ситуации восстановлено. Однако Ким не могла уехать, не задав ему последний вопрос на сто миллионов долларов.
— А кстати, — с деланой любезностью проговорила она, — не скажешь ли, кто здесь с сегодняшнего дня командует производством?
— О, — церемонно ответил охранник, — вы, должно быть, имеете в виду мистера Рейвена?
— Кого?
— Мистера Сидни Рейвена, мэм, — ответил тот. — Всего хорошего.
61
Изабель
Одни больницы появляются по необходимости, другие — из филантропии, третьи — от отчаяния.
Большинство стран с развитой медициной упорно запрещают применять экспериментальные препараты для лечения людей до официального разрешения, однако безнадежно больные люди ждать не хотят. Отчаявшись пробить стену бюрократии от здравоохранения в родной стране, они отправляются в какую-нибудь из специализированных клиник, недавно открывшихся на крошечных Карибских островах, прежде славившихся лишь своими пляжами и ромовым пуншем.
Многие медики, принадлежащие к истеблишменту, считают ведущуюся там работу бессердечным паразитированием на человеческом горе. В ряде случаев эти обвинения оправданны. Но случаются и чудеса исцеления. Многие больные, сыграв роль морских свинок под колышущимися на ветру пальмами, теперь живут и здравствуют.
Спору нет, значительная доля «чудодейственных» лекарств, предлагаемых в карибских учреждениях, под стать печально знаменитому летрилу, противоопухолевому препарату из абрикосовых косточек, придуманному двумя калифорнийскими врачами — его эффект сводился в основном к тщетным ожиданиям и впечатляющим счетам.
Сомнительные достоинства этого лекарства, однако, не сократили потока пациентов, разочаровавшихся в традиционных методах лечения.
В других случаях — так было, например, при Рейгане и Буше — на островах разрешались методики лечения, которые строгое американское законодательство запрещало — к примеру, использование в лечебных целях зародышевых тканей, полученных в результате аборта. Это дало нейрохирургам возможность испытать радикальные методы лечения и существенно продвинуть вперед изучение таких страшных недугов, как болезнь Паркинсона и даже Альцгеймера.
Не афишируя своего присутствия, эмиссары всех международных фармацевтических корпораций регулярно наведываются в эти учреждения, причем даже крупные университеты закрывают глаза на спонтанные поездки на Карибы своих именитых профессоров, которые те обычно называют «рабочим отпуском».
И вот Дмитрий Авилов стоит на взлетной полосе аэропорта Сент-Лусиа, среди буйства красок тропического рая, с его бушующими вулканами и цветущими долинами.
Крошечный островок в группе Малых Антильских привлек бывшего советского ученого ультрасовременным оборудованием клиники Святой Елены.
Непохожий на себя, в спортивного вида рубашке с короткими рукавами и распахнутым воротом, Авилов всматривался в безоблачное небо, дожидаясь появления самолета с семейством Циммер на борту, которое летело из Буэнос-Айреса с пересадкой в Каракасе.
Авилов был в напряжении. Перед пациентами он держался уверенно, но в глубине души его одолевали сомнения в эффективности генной терапии, которую он готовился применить.
Один из привлекательных моментов экспериментального метода лечения в столь отдаленном месте — возможность буквально похоронить свои промахи. Тем не менее нет никакой гарантии, что никто не узнает о его неудаче. С другой стороны, в случае успеха он сумеет привлечь внимание прессы к крошечному островку — свидетелю его научных достижений.
Послышалось урчание маленького самолетика. Машина показалась на горизонте, сделала круг над полем и изящно порхнула на полосу. Пилот бойко соскочил на землю и поспешил открыть дверь пассажирского салона. Темнокожая медсестра в синем форменном костюме проворно спустилась по трапу с небольшим саквояжем в руках.
Она обвела пристальным взглядом людей, выстроившихся перед зданием аэропорта, и направилась к белому микроавтобусу. Дожидавшиеся в прохладе кондиционера санитары вышли из машины, поднялись в самолет и вывели оттуда Эдмундо Циммера. Пепельно-серое лицо прославленного маэстро уже несло на себе печать близкой смерти. Его положили на носилки и унесли в фургон.
Другие пассажиры — Мюриэл, дети Эдмундо, Франциско и Доротея, — проследовали за санитарами, пытаясь прикрыться ладонями от палящего карибского солнца.
Местные власти строго следили за выполнением всех таможенных формальностей невзирая на лица. Даже знаменитому профессору Авилову не удалось договориться о послаблении для своего больного.
Наконец микроавтобус увез больного, его жену и русского врача, а дети поехали следом на такси.
