Нет, это только вход в одном направлении – я понимаю это по отсутствию замка и ручки. Войти можно, но выйти – нет.
Нам остаётся два шага до двери, когда Даниил резко останавливается. Он поворачивает лицо и смотрит прямо в камеру, находящуюся в углу, ровно пятнадцать секунд. Что-то происходит, кто-то наблюдает, именно он решает, что дверь можно открыть.
Камера слежения и есть ключ, который никак мне не поможет открыть эту дверь.
Раздаётся звук, похожий на слабый гудок паровоза, и мои мышцы мгновенно напрягаются. Сердце гонит разгорячённую кровь в сотни раз быстрее, когда моё волнение усиливается. Я так давно не была за пределами четырёх стен, что сознанию сложно воспринимать окружение – всё расплывчато и затуманено, тяжело сконцентрироваться.
Белый, конечно же, цвет стен снова встречает нас в помещении, похожим на лестничную площадку. Только здесь нет лестниц.
Даниил подгоняет меня к одному из трёх лифтов, и моё разочарование готово разорвать грудь болью. Здесь нет кнопок вызова, только камеры распознавания над каждой кабинкой.
Это место, очевидно, своеобразная тюрьма, из которой выбраться нереально…
И вдруг я вижу её – дверь на противоположной стороне, в углу. Совсем неприметную, но настоящую дверь с ручкой.
Он есть – выход.
Я не слышу, когда приезжает лифт, в моих ушах стоит шум от переизбытка адреналина и предвкушения, но я слышу голос Даниила – настойчивый и резкий.
– Не задерживайся.
Я что-то улавливаю в том, как он это произносит, но не могу быть уверенной, так как взгляд его поймать не могу.
Он ждёт, пока я войду в лифт, и только после заходит сам. Даниил напряжён и чего-то опасается, и я ошибочно могу предполагать, что он распознал мои мысли.
Двери за нами закрываются, и Даниил поворачивается к панели, на которой горит «-1» этаж. Я задерживаю дыхание, в животе клубком сворачивается нехорошее предчувствие, когда он нажимает «-3».
Я не дура и прекрасно могу понимать, что мы спускаемся туда, где находится что-то более опасное, чем я. И чутьё подсказывает, что я знаю, кто это может быть.
Лифт слишком быстро доставляет нас на нужный этаж и к этому времени на моём затылке уже проступает холодный пот.
Я оказываюсь права – солдаты повсюду. Стоят через каждые два метра вдоль каждой стены, и в их руках странное оружие, которое я никогда ранее не видела. Ещё более странное находится в кобуре на их поясе, и от него ужас сковывает моё тело сильнее.
Даниил подгоняет меня, положив руку на мою поясницу, и выводит из лифта. По этажу туда-сюда снуют люди, одетые в белые, накрахмаленные халаты, как у Александра. Другие же облачены полностью в белые защитные костюмы, а на их лица нацеплены маски.
Что это за место, твою мать, такое?
– Идём, – даёт команду Даниил, видя в какой я прихожу транс.
И я бы рада послать его ко всем чертям. Но мне по-прежнему требуется собрать как можно больше сведений об этом месте.
Даниил всё ещё подталкивает меня, я таращусь в обратном направлении тому, куда мы идём.
– Где мы? – осиливаю я.
И если честно не жду ответа, но Даниил удивляет меня.
– В той стороне – лаборатория. Но нам нужно в другую.
Его тон холоден, голос дрогнул на последнем слове, и это привлекает моё внимание. Он не хочет туда идти. И повернувшись, я понимаю почему.
– Это камеры? – Не разобрать вопрос это или утверждение, я знаю лишь, что меня едва ли не тошнит от собственных же слов.
Даниил не сразу отвечает.
– Да, – выдавливает он из себя.
И его действительно можно понять, хотя и не уверена, почему он вообще переживает.
Там они – Альфы и Омеги. Они не подают особых признаков, по которым их можно распознать, но их чувствуют моя кровь. Она бурлит, горит, обжигает вены, когда мы проходим мимо прозрачных стен.
Я вижу всё. Каждое увечье, размазанную кровь, изодранную одежду на едва дышащих телах.
На них ставят эксперименты также, как и собираются сделать со мной.
Желудок поднимается всё выше, пока я не чувствую желчь у себя во рту. В глазах стоят слёзы. Мне кажется я захлёбываюсь чувством ненависти и бесполезности.
Это должно прекратится!
Голова начинает кружится, и я останавливаюсь, боль раскалывает череп на части, и я хватаюсь за волосы, чтобы уменьшить её. И так слабые после микстуры ноги грозят в любую секунду перестать держать меня вертикально, и я почему-то совсем не против оказаться сейчас на полу.
Всё, что я хочу, чтобы этот ужас закончился.
Мир кружится, кружится, кружится, кружится.
А затем меня под руки кто-то подхватывает, заставляя мои вялые ноги передвигаться, и они предательски ему помогают, пока мы не оказываемся там, где свет становится притемнённым и не столь белым. Серым?
Глаза не сразу разбирают подобную смену. Но когда я поднимаю голову, то больше не вижу камер, что детально показывают издевательства над живыми людьми.
В одной из подобных клеток может быть моя мать. И когда-то, наверняка, был мой отец. Я чувствую, что меня тошнит, и едва оставляю содержимое своего желудка внутри. Но мне плохо. Так плохо, что хочется плакать и плакать, пока этот мир не сгорит дотла в адском пламени.
Виктор хотел, чтобы я это увидела. Он хочет меня уничтожить морально, пока я не сдамся и не приму всё, что он предлагает…
Но именно с этой мыслью я заставляю свои ноги стоять уверенно, отстраняясь от Даниила. Никому из них не позволю подобраться ко мне так близко. Сказать, что я их призираю, будет слишком мягким описанием моего отношения.
Даниил смотрит на меня, как на прокажённую. Неужели его чувства тоже можно задеть?
– Соберись, мы не на экскурсии. Ты не так уж и много получила препарата, чтобы не могла оставаться в нормальном состоянии, – говорит он с каплей осуждения и одновременно отвращения в голосе, и я не могу понять, к чему относится последнее. – Тебе всего-то надо ненадолго встретиться с одним своим знакомым. Надеюсь, с этим ты справишься.
Он выплёвывает «знакомым» так, будто я должна понимать, о ком идёт речь. Хотя и по моему резко ускорившемуся сердцебиению Даниил может отметить свою правоту. Возможно, я понимаю, о ком идёт речь. Но вот готова ли принять это?
На сей раз он не ждёт от меня реакции, разворачивается и начинает идти по длинному коридору, вдоль железных дверей с единственным небольшим стеклянным окошком. И я следую за ним, хоть мои ноги не шибко послушны. И с чем теперь это связано, сложно разобрать.
Мы доходим, наверное, двери до седьмой, когда Даниил останавливается. Повернув голову, он сосредоточено наблюдает за каждым моим шагом. Есть что-то отвергающего в его пристальном взгляде, словно он готовится прокричать мне: не походи.
