– Нет! – крикнула она срывающимся голосом, понимая, что это конец.
Невольник заколебался. Перевел взгляд с нее на Савериана.
– Убей ее! – рявкнул генерал. – У тебя есть инструкции.
В голове у Саши что-то вспыхнуло, словно огонек зажегся – имплантат активировался. Невольник снова изготовился для удара.
– Нет, – сказала она, на сей раз спокойнее…
…и мужчина опустил дубину. Он уставился на нее с отсутствующим выражением лица, будто ожидая дальнейших приказаний.
Наконец она поняла, что за имплантат поместил Фергус в ее голову. Осознала природу воспоминаний, о которых понятия не имела и которые наводняли ее сны и не оставляли в часы бодрствования.
Они принадлежали невольникам. Каким-то образом она получила мысленную связь со всеми ними.
Более того, она стала нексусом – центром огромной сети мужчин и женщин, порабощенных паразитами, внедренными в их плоть.
И каким-то образом она превратилась в орган управления этой сети, способным отменить инструкции Савериана.
– Остановите его! крикнула она, указывая на огромного генерала.
Невольники, находившиеся на причале, тут же бросились к Савериану, который выпустил Коула и поднял меч, чтобы защищаться. Черты лица фехда исказила лютая ярость.
Коул лежал прямо на пути невольников, направлявшихся к Савериану. Собрав остатки сил, Саша применила телекинез, чтобы отодвинуть его подальше от Савериана и убрать с пути толпы мужчин и женщин, надвигавшихся на генерала с высоко поднятым оружием.
У невольников получилось не лучше, чем у Белых Плащей. Пустившись в пляс, хрустальный меч Савериана легко кромсал плоть и кости, генерал настолько превосходил эту толпу в мастерстве, что никакое численное преимущество не могло оказать воздействия на исход схватки.
В отчаянии Саша обратила взгляд на корабли, качавшиеся в гавани. Она чувствовала всех невольников на судах, мысленно видела мерцание их подавленного разума, которое походило на поблескивавших в ночи светлячков.
Сосредоточившись, она приказала невольникам на кораблях навести пушки. Каракка, располагавшаяся ближе всего к Савериану, слегка изменила положение. Люди, находившиеся возле пушек, заправили в жерла новые порции чугунной дроби…
Когда Савериан уложил последнего невольника, орудия взревели. Мгновением позже под генералом Исчезнувших разнесло причал, во все стороны полетели щепки. Саша заметила, как командующий Исчезнувших с искаженным лицом прыгнул в воду, от его черной мантии остались одни лохмотья. Пушки умолкли, и ей показалось, что она услышала всплеск, а затем наступила тишина.
Саша подбежала к Коулу, опустилась возле него на колени. Пальцы Савериана оставили на его горле красные отпечатки, но Даварус, похоже, был в большей степени потрясен, нежели ранен.
– Он мертв? – с трудом прохрипел он. – Мы убили этого ублюдка?
Саша бросила взгляд на воду. Ей показалось, что она рассмотрела нечто, двигавшееся на север, к Сонливии. Ни один человек не смог бы проплыть весь путь от Телассы до Сонливии, но Савериан – не человек.
– Я бы не стала на это рассчитывать, – хмуро сказала она.
Девушка окинула взглядом корабли, стоявшие в гавани. Корабли, набитые невольниками, которые теперь находились под ее управлением.
– Но, – добавила она, – если у него нет другой армии… Я думаю, что мы победили.
Чудовища
– Они будут страдать. Они все будут страдать.
Устрашающий и знакомый голос вытащил его из сонного забытья, и Полумаг с трудом разлепил веки. Или, по крайней мере, попытался разлепить. Его лицо по-прежнему было опухшим и в кровоподтеках после жуткого избиения, которому он подвергся возле Прибежища. Солнечный свет, проникавший через открытую дверь, заставил его сощуриться, и он сморгнул выступившие слезы.
Он должен был умереть. Уборщики подобрали его на улице и уже собирались увезти вместе с телами Рикера и Марда, когда появилась сестра Айзека Мелиссан и велела доставить его в заброшенный склад возле причалов. Врач Исчезнувших занялся лечением его сломанной руки, треснувших ребер, раскроенной головы.
«Славно, что у меня нет ног, а то бы и со сломанными коленями сейчас пришлось возиться».
За недели, проведенные взаперти, у Полумага оказалось много времени для размышлений об учиненных над ним несправедливостях. Медленно кипевшее негодование, которое не покидало его во взрослые годы, превратилось в жгучее желание мести.
Он просто ненавидел этот город. Этих людей.
Его глаза наконец привыкли к окружающей обстановке, и, рассмотрев генерала Савериана, который уставился на него с высоты своего роста, Эремул отшатнулся в кресле. Командующий Исчезнувших выглядел ужасно: волосы его наполовину сгорели, обнажив усыпанную волдырями кожу черепа, лицо покрывали жуткие ожоги. Взгляд обсидиановых глаз пылал лихорадочным возбуждением.
– Что с тобой случилось? – прошептал Полумаг.
Генерал проигнорировал его вопрос. За спиной Савериана в дверях появилась Мелиссан.
– Остальные готовы к отплытию, – сообщила она своему обезображенному командующему. – Я буду рада покинуть это мерзкое захолустье.
В ее голосе прозвучала такая ненависть, что по сравнению с ней гнев, который Эремул испытывал к Салазару, показался жалким.
Генерал Савериан махнул в сторону Эремула рукой, покрытой шрамами от ожогов.
– Мы берем этого с собой.
– Его? – Голос Мелиссан был полон презрения. – Пусть эти человеческие фекалии погибнут вместе со всеми остальными! Он сломленное, никудышное существо. Недостойное дышать одним воздухом с тобой и мной. Не говоря уже о том, чтобы разделить с нами место на борту «Возмездия».
– «Возмездие», – прорычал Савериан. – Подходящее название. Что касается этого человека, он – мое доказательство того, что твой брат был неправ. Мое оправдание.
– Я не понимаю, суженый, – сказала Мелиссан.
Савериан наклонился к Эремул у.
– Скажи мне, – проскрежетал он. Почему твои сородичи сделали это с тобой?
Глаза Полумага превратились в щелки.
– Они думают, что я – чудовище.
– Они правы?
Он вспомнил ликование на лицах той шайки, когда они пинали его, колотили, плевали на него. Он вспомнил последние слова Моники в тот душераздирающий миг на причале.
«Как я могла любить тебя?»
– Я – такой, каким они меня сделали, – проговорил он. – Они отказывали мне во всем, чего мне хотелось. Они уничтожили все, что я лелеял. То, что я любил… оказалось иллюзией.
– Что бы ты хотел сделать с теми, кто причинял тебе зло?
– Прямо сейчас я бы хотел увидеть, как они горят.
